Театральная история
Шрифт:
Смерть Преображенского Ганель переживал очень тяжело. Едва узнав о случившемся, он затосковал и заметался по своей квартире, выкрикивая “бессмысленно, все бессмысленно”. И наутро переехал к своему другу, бывшему коллеге из Детского театра, который специализировался на ролях котов: старик-дворник из “Кошкиного дома”, “Кот в сапогах” и другие всемирно известные персонажи из семейства кошачьих. Друг рассказывал о своих крохотных радостях и горестях, и карлику казалось, что мир не так уж плох. По крайней мере, не так уж серьезен.
Карлик
— Завтра похороны Сережи…
Сильвестр помрачнел. Сел в кресло. Посмотрел на господина Ганеля с тяжелым недоумением. “Зачем ты об этом? — прочел его мысли телепат. — Мы что, должны сейчас пасть друг другу на грудь? И горько причитать — вот это был артист, кого мы потеряли, какой талант…”
— Извините, не понимаю, зачем я так сказал. Совсем о другом хотел, это вырвалось спонтанно, само, без ведома, — залепетал господин Ганель.
Он действительно хотел говорить о другом. Но постоянно думал о той аварии еще и потому, что его мучили слова Сергея, которые тот презрительно крикнул в церкви: “так могло поступить только мстительное убожество!” Эти слова оказались последними, которые Преображенский сказал господину Ганелю. После этого, в течение нескольких недель, Сергей только вежливо здоровался с ним на репетициях.
— У меня для вас подарок! Вот это я хотел сказать!
— Подарок? Ты знал?
— Сильвестр Андреевич, я же…
— Ты же телепат. — Андреев показал господину Ганелю на стул. — Садись.
Господин Ганель присел. Посмотрел робко. Было видно, что он принимает важное решение.
— Хорошо сидим, — сказал Сильвестр после минуты молчания.
Ганель протянул Сильвестру тонкую пачку бумаги. Десять листов. Андреев взглянул на заголовок. На первой странице огромными буквами было напечатано “Изгнание Ганеля”. Взгляд Сильвестра потребовал объяснений.
— Здесь ваша речь слово в слово. Я тогда был оскорблен, унижен, но чувствовал, что передо мной открывается новый мир. И мне не войти туда по-другому.
— Здесь не только ваша речь, но и мои чувства. Все чувства, которые вы пробудили во мне. — Он подумал и добавил почти шепотом: — Знаете, я никогда так много не чувствовал.
Сильвестр взял бумаги. Открыл первый лист. Большими буквами было напечатано: “Вчера я услышал историю настолько печальную, что, возможно, поэтому и наступила осень”.
Начало второго листа: “Так не может долго продолжаться в жизни существа, которое никогда не встанет вровень с другими — с теми, кто его вроде бы и принимает и привечает”.
Начало третьего: “Он оттолкнулся от берега башмачками с загнутыми носами и изящными бантами, погрузил голову под воду и… его парик поплыл к центру пруда”.
Начало
На этом цитирование речи Сильвестра заканчивалась. И дальше мелким шрифтом шло описание чувств господина Ганеля. Долгая, богатая история его чувств на протяжении службы у Сильвестра. Подготовка интермедии, которая так и осталась невоплощенной. Разговоры в этом кабинете.
Андреев был ошеломлен.
— Знаешь, Ганель, — сказал он, — что написано на воротах Дантова ада?
— Не бывал, — без улыбки отшутился карлик, неотрывно глядя на
Сильвестра.
— Там написано: “И меня создала вечная любовь”.
— Почему вы это?
— Для тебя ведь это был ад.
— Какая же любовь без ада? — улыбнулся карлик. — И вы ведь тоже создали его для меня не без любви.
Андреев крикнул:
— Света!
Сцилла Харибдовна вбежала в ту же секунду — изнывая от ревности, она подслушивала под дверью.
— Света, принеси нам, пожалуйста, шампанское и два бокала.
Грустная секретарша ушла выполнять поручение.
— Ганель. Я должен тебе сказать. В свою новую театральную жизнь я не возьму никого из прошлого.
— Сильвестр Андреевич, я это знаю.
— Ах да!
— Вы все время забываете, — улыбнулся Ганель. — Обидно даже.
Светлана вошла. На подносе — шампанское и три бокала. И Сильвестр, и господин Ганель почувствовали себя неловко.
— Света, садись сюда, — показал Сильвестр на свободное кресло. — Ну, друзья мои… — Андреев открыл бутылку, она весело чпокнула, и шампанское заискрилось и облило режиссеру пальцы и побежало вниз — от горлышка к подносу. Светлана подставила свой бокал, потом еще два. — Друзья мои, с вас тост.
Светлана и господин Ганель смотрели друг на друга, смотрели на Сильвестра, и слова не шли к ним на помощь.
— Ну что, без тоста? — видя их смущение, спросил Сильвестр. — Главное ведь чокнуться.
В тишине раздался звон бокалов.
Позови карлика, он всех прогонит зеленой туфлей
Наташа набрала эсэмэс. Отправила Александру: “Завтра в одиннадцать панихида в театре. Ты же знаешь? А потом?”