Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930
Шрифт:
Таким образом, в конце 1925 года структура Теасекции такова: работают три подсекции – Теории театра (руководитель Сахновский, секретарь – Волков), Истории театра (руководитель Волков, ученый секретарь – В. В. Яковлев), Актера, переименованная в группу Психологии сценического творчества (руководила ею Гуревич, а ученым секретарем был Якобсон), и несколько комиссий: Автора (заведующий – Кашин, ученый секретарь Якобсон), изучения творчества А. Н. Островского (Заяицкий), Современного театра и репертуара (Марков, Волков), Зрителя (Бродский), Революционного театра (Родионов).
Президиум Теасекции «конструируется» из заведующего Теасекцией Филиппова, ученого секретаря – Маркова, заместителя заведующего – В. В. Яковлева и трех заведующих подсекциями (Сахновский, Волков, Гуревич) [226] .
В конце того же 1925 года на заседаниях Теасекции горячо обсуждается еще одна важная тема: состояние современного западного театрального искусства. Дело в том, что из поездки по Италии и Германии возвращается Марков и 10 декабря он выступает с докладом на комиссии по изучению Современного театра. На выступление собирается
226
Протокол № 4 от 17 декабря 1925 г. // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 12. Л. 8.
227
Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 16. Л. 6–19 об.
Предваряя сообщение, Марков обещает быть «менее патриотичным» и не упрекать театры Запада во второсортности в сравнении с русским театром. Рассказывает аудитории о восторженном немецком редакторе газеты Вейнкорфе (Weinkorf), коллекционере фарфора, увлеченном русским театром и отчего-то мечтающем увидеть у себя… Буденного [228] . Марков спрашивает поклонника легендарного командарма, останется ли фарфор, если придет Буденный, не столько пытаясь заронить в душу собеседника некоторые тревожные предчувствия, сколько попросту не сдержав напрашивающуюся шутку от столь необычного соединения предметов поклонения в одной и той же душе. Конечно, в содержательной статье, которую молодой сотрудник Теасекции вскоре опубликует в открытой прессе, ни о Буденном, ни о фарфоре упоминаний не останется [229] .
228
Буденный Семен Михайлович (1883–1973), легендарный герой Гражданской войны, командарм 1-й Конной армии РККА, один из первых маршалов. В 1923–1937 годах – инспектор кавалерии Красной армии.
229
Марков П. А. Берлин (1925–1928) // Марков П. А. В театрах разных стран. М.: ВТО, 1967. С. 7–35.
Марков рассказывает об итальянских театрах, играющих на диалекте (стенографистка привычно пишет «диалектических»). В те годы театру Италии роль, власть режиссера неизвестна, он консервативен и питается любовью к игре актера, его мастерству, его эмоции. Но в оценках Маркова нет снобизма человека, хорошо знающего театр, ушедший далеко вперед. Его умозаключения свежи, остры, нетривиальны. Так, в частности, Марков говорит о «пафосе штампа», составляющем необычную прелесть для московского искушенного театроведа, знающего толк в эксперименте, новации, актуальном сценическом языке. Преклонение перед традиционным жестом, отточенным, разработанным до мелочей, появляющимся на условленном, одном и том же месте и передающим мельчайшие психологические движения, становится эмоциональной доминантой роли в целом и находит восторженный отклик зала. По сути, речь идет об умении артиста выделить важнейший фрагмент роли, обобщающий, завершающий все предыдущее повествование о цепочке событий пьесы, тщательно проработать его – и запечатлеть как важнейший смысловой акцент в зрительском восприятии спектакля в целом.
В разборе Маркова явственна привычка (и умение) анализировать рисунок роли и сцены в целом, выразительно передавая его и тут же объясняя его психологическую подкладку, театроведческое «обнажение приема» бесспорно и весьма плодотворно. (Не случайно после прослушивания доклада Маркова об Ильинском Филиппов констатирует, что марковское описание игры актера дает неизмеримо больше привычных рецензий.)
В скобках замечу, что вслед за докладом Маркова 4 февраля 1926 года последовали сообщения В. Э. Морица и С. А. Марголина «Театры и зрелища Парижа и Берлина по личным впечатлениям» [230] , но, судя по всему, особенного интереса не вызвали.
230
Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 16. Л. 35–38.
Подытоживая рабочий год в отчете, секретарь сообщает, что за 1924/25 академический год в Теасекции состоялось 93 заседания, на которых присутствовало 1818 человек. На подсекциях в среднем – 10, на пленарных заседаниях – от 40 до 60 участников [231] .
Но это в среднем – на заседание памяти Н. Е. Эфроса (1924) явилось 200 человек, обсуждение «Гамлета» привлекло 98 слушателей, «Мандата» – 111. Сами эти цифры говорят о многом.
В 1925 году в структуре Теасекции произошли существенные изменения: созданы подсекция Теории (к ней, по-видимому, перешли функции Методологической, которой более не существует) и кабинет по изучению Зрителя. Заявлена работа над Терминологическим словарем. Важными событиями года стали начавшаяся дискуссия Сахновского – Якобсона о сущности театра как художественного феномена, а также доклады Гвоздева («О смене театральных систем») и Маркова («О немецком театроведении»).
231
Отчет Теасекции за 1924–1925 гг. Протоколы пленарных заседаний Теасекции за 1924–1925 гг. // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 4. Л. 249.
Зимние каникулы не затягиваются. И уже 4 января 1926 года на Президиуме Теасекции отчитывается подсекция Теории.
Участники заседания Президиума Теасекции постановляют:
«Согласно общевыработанного плана вести работу в трех разрезах:
1. Изучение
2. Изучение театральной критики (ее проблематика),
3. Изучение учений о театре.
В качестве первоочередных вопросов:
а) проблематика театральной критики,
б) театр и его стиль,
в) эстетические и неэстетические элементы театра» [232] .
14 января докладом Сахновского «Предмет спектакля» на заседании подсекции Теории будет продолжена дискуссия о сущности театрального искусства [233] .
18 января на заседании комиссии по изучению Автора с докладом «Драма как изображение рефлекса цели», построенным на рефлексологии И. П. Павлова, выступает Волькенштейн. Собравшиеся единодушно отвергают основную идею, общее мнение выражает Новиков, заявивший, что все же «от слюнотечения у собаки до Гамлета большое расстояние».
232
Протокол № 5 от 4 января 1926 г. // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 12. Л. 12.
233
Там же. Л. 19. Тезисы доклада Сахновского и его обсуждение см. в главе 4.
25 января 1926 года на совместном заседании доклад «Театр в Германии» делает Гвоздев, но не на территории ГАХНа, а в ВОКСе. Видимо, по этой причине в архиве Теасекции ни тезисов докладчика, ни прений не сохранено.
1 февраля на доклад Сахновского («Предмет спектакля») отвечает Якобсон, выступивший с сообщением «Взаимоотношения театра и литературы» [234] , тезисы представлены им еще 27 января.
4 февраля сотрудники Теасекции узнают приятную новость: Теасекция in corpore избрана в состав членов Комитета по изучению русского театра Петербургского Института истории искусств (Зубовского). Так сложилось, что петербургские театроведы были западниками, исследование же театра русского нуждалось в московском научном подкреплении. Избрание было не только честью и признанием, но и имело следствием обязательство включиться в совместную работу. И 23 февраля на пленарном заседании подсекции Истории для определения конкретных планов появляется посланец ленинградского ГИИИ В. Н. Всеволодский-Гернгросс [235] . Он предлагает объединить усилия ученых Театрального отдела Института истории искусств и ГАХН в общем проекте изучения русского театра, в том числе – и современного [236] .
234
Якобсон П. М. Взаимоотношения театра и литературы. Тезисы – 27 января. Доклад 1 февраля 1926 г. Протоколы заседаний комиссии по изучению Автора // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 19. Тезисы – л. 13. Прения – л. 11–11 об. (Позже доклад был повторно прочтен на Комиссии по изучению художественной формы при Философском отделении ГАХН 25 мая 1926 г. // Ф. 941. Оп. 14. Ед. хр. 22. Л. 49.)
235
Всеволодский-Гернгросс Всеволод Николаевич (1882–1962), историк театра, актер, педагог. Окончив Высшие драматические курсы (1908) и Горный институт (1909) в Санкт-Петербурге, с 1909 по 1919 год служил актером в Александринском театре. Но уже с 1910 года вступил на стезю театрального педагога, преподавал в Студии сценических искусств, Тенишевском училище и пр. С 1920 года – сотрудник ГИИИ по Театральному разряду. Отрицал идею зарождения русского театра под прямым воздействием и влиянием западного, настаивая на сугубо национальных его корнях. В 1929 году выпустил капитальную двухтомную монографию по истории русского театра. В 1930–1931 годах пролетарские критики вспомнят о дворянском происхождении ученого, и на страницах издания «Рабочий и театр» появится призыв: «сорвать с науки о театре вицмундир Всеволодского-Гернгросса». В 1944 году Всеволодский-Гернгросс переехал в Москву, преподавал в ГИТИСе. Был одной из жертв кампании по борьбе с космополитизмом.
236
Протоколы пленарных заседаний подсекции Истории Теасекции… // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 15. Л. 37.
22 марта Марков выступает с сообщением «Проблематика современного театра» [237] .
27 апреля Б. А. Фердинандов рассказывает об «Опыте записи спектакля» [238] .
13 мая Гуревич читает доклад «О природе художественных переживаний актера» [239] , представляя практически готовую к печати работу – 34 страницы машинописного текста. Прения проходят неделю спустя, 20 мая. Через две недели, 1 июня 1926 года, подсекция Актера переименовывается в подсекцию Психологии актерского творчества [240] . Гуревич остается ее руководителем.
237
Протокол № 10 от 22 марта 1926 г. // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 17. Л. 24. Прения – л. 23. (Или: Ф. 941. Оп. 2. Ед. хр. 3. Л. 496.)
238
Протокол № 11 от 27 апреля 1926 г. // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 17. Прения – л. 25–25 об.
239
Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 17. Л. 32–66 об. Прения – л. 68–68 об.
240
Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 12. Л. 44–44 об.