Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930
Шрифт:
Мейерхольд очень субъективный режиссер. „Лес“ – период лирической влюбленности в <Революцию?>, где так широко, разухабисто развертывается тема. В „Ревизоре“ все действие втиснуто в узк[ие] рамки, которые неудобны никак актерам. Спектакль глубоко современный и контрреволюционный. Там изображена <не> николаевская Русь, – а сейчас» [301] .
В печатном варианте рецензии Маркова на спектакль, конечно, ничего подобного не осталось (ср., например, что писал Марков о «Ревизоре» в «Книге воспоминаний») [302] .
301
Марков П. А. Прения о «Ревизоре» // Планы, отчеты и сведения о работе Теасекции за 1924–1928 гг.
302
Марков П. А. «Ревизор» в театре имени Мейерхольда // Марков П. А. Книга воспоминаний. М.: Искусство, 1983. С. 369–374.
Высказались, кажется, все члены секции: в прениях участвуют Н. А. Попов, А. М. Родионов, П. А. Марков, Н. Д. Волков, В. В. Яковлев, В. А. Филиппов. Причем Родионов и Яковлев, скорее, заинтересованы спектаклем и склонны высоко оценить работу Мейерхольда. Выступивший последним Филиппов укажет, что «от окончательных суждений <…> надо воздержаться, так как <режиссером> не закончена окончательная редакция его работы. Но нельзя терять из виду то, что было показано на генеральной репетиции, и, производя описательную рецензию, производить ее по отношению к обеим редакциям. Открытое заседание надо устроить после окончательной доработки спектакля».
Понятно, что закрывали заседание не случайно. С одной стороны, острое неприятие мейерхольдовской премьеры многими сотрудниками Теасекции секрета не составляло. С другой – возможно, не хотели ни ссориться с режиссером, ни тем более публично поддерживать противников спектакля. Обвинения в «мережковщине» и контрреволюционности были не безобидны. Но безусловно хотели открытого разговора с Мейерхольдом, надеясь задать ему вопросы и получить на них ответы.
Волков (ошибочно) думает, что Мейерхольд испытывает нужду в общении с профессионалами. Более реалистически видящий ситуацию Филиппов предполагает, что режиссер не станет входить в разговор на равных.
«М. Д. Прыгунов предлагает до диспута просить Мейерхольда высказаться перед нами в тесном кругу.
В. Г. Сахновский предлагает, что следует просмотреть протокол и выписать все наши недоумения – и на это пригласить Мейерхольда.
Н. Д. Волков считает, что свидание <Теасекции> с Мейерхольдом ему самому желательно. Надо тезисы продумать.
В. А. Филиппов. Мейерхольд хочет диспута, что касается беседы, то он, вероятно, не пойдет.
Н. Д. Волков предлагает устроить полузакрытое заседание.
Постановили:
1. Просить В. А. Филиппова переговорить с М[ейерхоль]дом о встрече с Театральной секцией с тем, чтоб после пригласить его на диспут.
2. Устроить вторично заседание по поводу „Ревизора“, до встречи с Мейерхольдом.
3. Просить всех членов Театральной секции дать описательную рецензию» [303] .
И в тот же день, 20 декабря, появляется машинописный вариант стенограммы прений в сокращенной «секретарской редакции Н. Д. Волкова», не просто сокращенный, но и подвергшийся цензурирующей редактуре (что хорошо видно из сличения хотя бы выступления Маркова – и его протокольной фиксации) [304] .
303
Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 3. Л. 200–200 об.
304
Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 24. Л. 34, 34 об., 35, 35 об.
Вопрос об устройстве открытого заседания по «Ревизору» вызывает ряд предложений. В качестве постановления принимается:
«1. Просить В. А. Филиппова переговорить с В. Э. Мейерхольдом о встрече с Театральной секцией на закрытом заседании с тем, чтобы уже после этой встречи устроить диспут.
2. Назначить второе заседание секции по „Ревизору“ на 24 декабря в 3 часа дня.
3. Просить членов секции продумать вопрос об описательной рецензии на „Ревизора“» [305] .
305
Там же. Л. 35 об.
Накануне обсуждения на Теасекции, 19 декабря, на «Ревизоре» побывал В. Беньямин [306] , записавший в дневнике: «Аплодисменты в театре были жидкими, и возможно, что это также объясняется
24 декабря, вновь на закрытом заседании, обсуждение продолжалось. Мейерхольд на нем не появился. Со дня генеральной репетиции прошло уже две недели, некоторые успели посмотреть спектакль не по одному разу и могут судить о том, в каком направлении происходят режиссерские изменения в спектакле.
306
Беньямин Вальтер (1892–1940), немецкий интеллектуал, театральный и литературный критик, эссеист, писатель, философ культуры, стоял у истоков франкфуртской школы. Покончил с собой.
307
Беньямин В. Дневник. Запись от 19 декабря 1926 г. Цит. по: Сандомирская И. Блокада в слове. Очерки критической теории и биополитики языка. М.: Новое литературное обозрение, 2013. С. 86.
Ведут заседание три секретаря – Волков, Кашин, Яковлев [308] . Протокол сохранил выступления Новикова, Филиппова, Волкова, Бродского, Сахновского.
Новиков резок до грубости: «Пьеса превращена в труп, и на этом трупе танцует великий мастер. <…> Нет внутреннего человека – а есть лишь внутренности» [309] . Филиппов говорит об излюбленном методе Мейерхольда идти «от противного», переиначивая все и вся – структуру вещи, характеристики персонажей; констатирует, что «спектакль остался нянькиным одеялом с несогласованными кусками». Не считает нужным сглаживать формулировки и Бродский. Настаивая на том, что «предметом работ Теасекции должен служить „Ревизор“ генеральной репетиции», аргументирует это тем, что «вся последующая корректура только указывает на то, какую роль играет зритель в ТИМе, вынуждая даже такого декадента, как Мейерхольд (а человек, любящий Блока и Уайльда – декадент), менять и калечить свое произведение».
308
Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 3. Л. 197–205.
309
Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 24. Л. 36 об.
В речи Сахновского явственен акцент защиты режиссера от идеологических упреков: он напоминает коллегам, что Мейерхольд «совсем не философ и аналитик, но человек, мыслящий в категориях театра. Это – человек, специально занимающийся театром и преследующий чисто театральные эффекты. Это – человек холодной внешности, который недаром любил испанцев и итальянцев. Можно, конечно, смотреть на произведения Мейерхольда вне его самого. Но можно подойти к его работе как к выражению его театрального существа. И тогда многие детали спектакля получат свое глубокое, чисто театральное истолкование» [310] .
310
Там же. Л. 36 об., 38.
Обсуждающие спектакль театроведы – живые и страстные люди, поэтому, тщательно отредактировав в «официальной стенограмме» от 20 декабря рискованную речь Маркова, теперь выходит из рамок сам Волков. Он – единственный из обсуждавших, кто занимает позицию безусловной защиты спектакля, кто уверен в его высокой художественной ценности:
«Это постановка, принесшая в театральный мир меч. Одиночество зрителя – дифференциация зрительного зала, а не кооперация. Без Мейерхольда в истории театра этого давно не было. Времена „Эрнани“ [311] . <…> Важно, что Мейерхольд учуял, что по отношению к „Ревизору“ нельзя ставить только по дефинитивному тексту. Мейерхольд поставил и это, и творческую историю, и дефинитивный текст. Он поставил и вопрос об отношении автора к своему произведению. <…>
311
25 февраля 1830 года в парижском театре «Комеди Франсез» на премьере романтической пьесы «Эрнани» В. Гюго произошло общественное столкновение классицистов с романтиками, на стороне которых выступали литераторы Т. Готье, О. де Бальзак, композитор Г. Берлиоз и др. Премьера прошла с грандиозным успехом.