Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930
Шрифт:
«Собрание постановляет просить Л. Я. Гуревич сделать доклад о литературе, посвященной данному вопросу, П. М. Якобсона – сделать доклад на ту же тему, что и Сахновский» [359] .
И 3 декабря 1925 года Якобсон читает доклад «Театр как предмет театроведения» [360] .
К сожалению, ни текст доклада, ни даже его тезисы не сохранились, и реконструировать сказанное мы можем лишь «в отраженном свете» – по стенограмме обсуждения. Из нее выясняется, что Якобсон опирается на известную формулу Шпета (сцена как «отрешенная действительность») и стремится выйти к определению, в чем же состоит сущность искусства театра, методом его отграничения от «смежных явлений».
359
Там же. Л. 8.
360
Прения по докладу П. М. Якобсона «Театр как предмет театроведения». Протокол № 7 заседания
На обсуждении доклада Сахновский, исходя из принципиального положения, что «вся область театра построена на внутреннем опыте», утверждает, что «специфичность театрального предмета чрезвычайна, она и требует соответствующих умственных операций, так же как изучение творчества во сне. Театр имеет спецификум в подсознательной области. Его можно изучать чисто научно, иначе бы мы и не работали над этим. Однако в отношении к театру мы должны не идти тем же методом, как в области смежных искусств, когда мы изучаем его внешнее проявление. Надо открыть проявление внутреннего разряда, которое создает актер. Единственно, <что> дано объективно, перемещение некоторых масс – некоторая психическая масса показана как бы оптически. При теперешнем состоянии знания о театре необходимо прежде всего обратиться к материалу».
«Я не согласен с В. Г. Сахновским в том, что мы должны к театру подходить не так, как к другим искусствам, – отвечает Якобсон. – Предмет сложен, но это не значит, что его нельзя таким же способом, как и там, постичь. <…> Поскольку мы весь внутренний мир воплощаемых образов, данных в игре актеров, как-то замечаем, то значит они нам как-то даны. Предмет выявлен вовне – в тех тончайших моментах актерского действия, которые мы воспринимаем. Речь вовсе не идет об изучении жеста как внешнего движения <…> но об усмотрении полноты предмета <…> Термины „отрешенная“, „художественная“, „действительность“ берутся не просто так, а они указывают на ту сферу бытия, в которую должен быть отнесен предмет театра» [361] .
361
Там же.
Якобсон вновь акцентирует условность (фиктивность) природы театра и возвращается к необходимости изучения жеста, пытаясь перевести дискуссию в план теоретической рефлексии. Сахновский заявляет о недостаточности фактологической базы для обобщающих умозаключений. Ключевое же расхождение спорящих связано с тем, что режиссер настаивает на особой («подсознательной») сущности театральной материи и принципиальной невозможности изучения театрального искусства теми же методами, что и прочих явлений культуры («специфичность театрального предмета чрезвычайна»).
Парадоксальность ситуации заключается в том, что философ (Якобсон) стремится к выработке рабочей дефиниции первоосновы театрального языка, практик же (Сахновский), напротив, философствует о предмете своей профессиональной деятельности.
Через месяц после выступления Якобсона, 14 января 1926 года, слово вновь берет Сахновский [362] . Его доклад («Предмет спектакля») – свидетельство того, что идеи формального метода мало-помалу проникают в его сознание. Сахновский согласен с тем, что простое «соединение» исследования отдельных элементов сценического произведения еще не дает его целостного понимания. Упоминает режиссер и важную, ранее не анализировавшуюся мысль о том, что в театральном зрелище наличествуют как эстетические, так и внеэстетические элементы. Наконец, предлагает свое видение назначения режиссерской профессии: «Проводником современности в широком смысле слова, живой жизни нынешнего дня, живой жизни сегодня, является некто, кого мы зовем теперь режиссурой».
362
Сахновский В. Г. Тезисы к докладу «Предмет спектакля» 14 января 1926 г. Протокол № 8 заседания п/секции Теории театра Театральной секции // Там же. Л. 18. (Впервые опубл. в изд.: Искусство как язык – языки искусства. Т. 2. С. 589.)
В прениях С. Н. Экземплярская [363] , отметив, что «в эстетике театр обычно стоит на последнем месте», поддерживает постановку проблемы докладчиком и предлагает ввести еще одну характеристику – «эстетическую потребность» человека. Новиков замечает, что в докладе есть «смешение двух напластований – „веселой науки“ и формул», между тем именно за наукообразие Сахновский упрекал его прежде. Новиков «воспринял <…> доклад больше как описание театра изнутри – пульс его». Филиппову в сообщении Сахновского недостает науки. Якобсон упрекает докладчика в неверной методологии, повторяет, что необходимо решить вопрос о самом «типе театрального единства», и подтверждает, что «наличие моментов внеэстетического порядка имеет в театре большее значение, чем в других искусствах».
363
Обсуждение доклада В. Г. Сахновского «Предмет спектакля» // Там же. Л. 16–16 об. (Впервые опубл. в изд.: Искусство как язык – языки искусства… Т. 2. С. 590–591.)
«О театре очень трудно говорить, – признается режиссер в заключительном слове. – Мне бы хотелось предмет театра наиболее явственно выяснить. <…>
Очевидно, что оппоненты исходят из различных традиций гуманитарного знания. Стремясь к выработке аналитического метода, Якобсон тяготеет к формальной школе искусствоведения, ее лексическому репертуару. Сахновский же, видя предмет полемики «изнутри», противится чрезмерному схематизированию. Он прибегает к терминам, принадлежащим различным традициям, от аристотелевской «Поэтики» (катастрофа, пространство, архитектура, мелос) до современных исследований по психологии, укоренившихся в театральной среде («психическая масса», «переживания»), употребляемые докладчиком слова многозначны, даже метафоричны. Но, похоже, ни одна, ни другая традиция не способна с исчерпывающей адекватностью выразить сущность объекта изучения. Инструментарий формальной школы ввиду демонстративной его жесткости, с одной стороны, и системности – с другой – «удобнее» для анализа разомкнутой (а многим представляющейся даже хаотической) сферы театрального искусства в историко-культурной ситуации, преодолевающей первоначальную психологизирующую описательность театральных рецензентов. Но представляется, что столь несхожие подходы скорее дополняют, нежели исключают друг друга.
364
Обсуждение доклада В. Г. Сахновского «Предмет спектакля» // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 17. Л. 16 об.
Далее в докладах и спорах Теоретической подсекции наступает почти годичный перерыв. Это не означает, что театроведческая проблематика исчезает из обсуждений, проходящих в стенах Академии. Так, 8 июня 1926 года в Комиссии по изучению философии искусства Философского отделения с докладом «Закрепление спектакля» выступает О. А. Шор (и Якобсон активно участвует в его обсуждении). Исследовательница утверждает:
«Всякое значительное художественное произведение в глубине своей антиномично. Оно существенно отрешенно, стремится к автаркии, и в то же время оно является ничем иным, как трансцендентальным местом всех суждений о нем. Театр лишь тогда до конца при[ме]т, а значит, по-своему и разрешит эту основную антиномию всякого большого искусства, когда найдет и осуществит формы своего материально-объективного закрепления» [365] .
365
Шор О. А. Тезисы к докладу «Закрепление спектакля: к проблематике современного творчества)». 8.VI.26 г. Философское отделение. Ком[иссии] по изучению философии искусства // Ф. 941. Оп. 14. Ед. хр. 20. Л. 44.
А в феврале 1927 года Якобсон на заседании Комиссии по изучению художественного образа читает доклад: «Виды театрального знания (театральная критика и наука») [366] , где говорит о «суждениях вкуса», которые основываются на «культурном опыте» критика, и дифференцирует различные методы постижения феномена театра: «Театральная наука имеет дело с постижением исторического движения искусства, с установлением закономерностей театрального предмета как художественной вещи, с уразумением сущности театра. Соответственно этому она разбивается на историю, теорию и философию театра».
366
Якобсон П. М. Тезисы к докладу: Виды театрального знания: театральная критика и наука. Протокол № 7 заседания Комиссии по изучению художественного образа 15 февраля 1927 г. // Ф. 941. Оп. 14. Ед. хр. 27. Л. 22. (Впервые опубл. в изд.: Искусство как язык – языки искусства… Т. 2. С. 601–602.)
Замечу, что не только в сознание Сахновского проникают точность формулировок «формалистов», вводимая ими лексика (теперь он тоже говорит о «спецификуме»), но и Якобсон, сближаясь со своим постоянным оппонентом в представлении о возможностях строгой науки в изучении театра, замечает: «Театр как живое создание культуры <…> является объектом отнюдь не только одного научного отношения».
Выдвинутые докладчиком (в его внутренней полемике с «театралами») положения рассматриваются философами. Ситуация переворачивается: Якобсон, которого на Театральной секции обычно критикуют за излишнее наукообразие и формализм, здесь попадает под обстрел с противоположной стороны. Выступающие сходятся на том, что в докладе недостает строгого определения сущности рассматриваемого феномена, нечетко предложено деление на различные способы эстетического познания. Так, один из обсуждающих, эстетик А. Г. Цирес, размышляет: «Если говорить о дисциплинах, которые могут быть направлены на театр, следовало бы взять театр и установить сперва его сущность. Спрашивается, что мы находим в театре – может быть, специфический образ? Тогда критик, например, уясняет не столько спектакль как он есть, а как он ему, критику, дан» [367] , тем самым выходя к проблематике ценностных оснований критических суждений.
367
Прения по докладу П. М. Якобсона «Виды театрального знания: театральная критика и наука» // Там же. Л. 21–21 об. (Впервые опубл. в изд.: Искусство как язык – языки искусства. Т. 2. С. 602–603.)