Телеграмма

Болотовский Михаил

Тут я почувствовал, что еще три минуты такого разговора - и можно спятить.

– Алексей Митрофанович!
– заорал я на Кондакова.
– Вы с Луны свалились? Партбилет - не пропуск в спальню! Вы можете вообразить, что Степанида просто не хотела? Что вы ей не нравитесь?

Кондаков бросил на меня иронический взгляд и снова сел на скамейку, с грацией римского сенатора запахнувшись в дорогой темно-синий плащ. Свернутая в трубочку "Правда" торчала из-под рукава, как таинственный свиток.

– Хотела, - с гордостью

сообщил он, - и говорила мне об этом за ужином. И о том, что я ей нравлюсь - тоже говорила. Раньше говорила, и вчера говорила. Заметьте, я ее за язык не тянул. Где и когда это должно было произойти - вот этого мы действительно не уточняли, каюсь. Мой промах.

– Так подойдите и уточните!
– внезапно взорвалась моя жена.
– Мы-то почему должны во всем этом участвовать?

– Как люди беспартийные, вы совсем и не должны...
– запел Кондаков, но Ирина замахала на него обеими руками, как на осу, и он не стал продолжать, а лишь заметил:

– Нервная какая у нас молодежь!

Потом развернул газету и принялся за чтение.

5

Самохиной не было и в баре. Зато там сидел Гурко.

– Степаниду не видел?
– спросил я.
– А то ее Кондаков ищет. Хочет уточнить планы на предстоящую ночь.

Оказалось, Гурко не только видел Степаниду, но даже успел получить от нее рукописный проект поздравительной телеграммы Аджаве: испещренный какими-то непонятными пометками лист бумаги лежал перед Гурко на столе. По всем четырем углам лист был придавлен пустыми пивными бутылками.

– Ознакомься, - сказал Гурко.

Он вытянул листок из-под бутылок, стряхнул с него ореховую шелуху и положил передо мной.

По верху листа, еще хранившего ребристые отпечатки бутылочных торцов, фиолетовыми чернилами было начертано: "Поздравительная телеграмма П.Аджаве от членов СП СССР, проводящих свой творческий отпуск в ДТП им. Я.Райниса (г. Дубулты, ЛатвССР) в связи с 60-летием со дня его рождения. Проект".

– Ужас какой, - сказала жена, заглянув мне через плечо.

– Но-но!
– возразил Гурко.
– Трепетнее относитесь к коллегам по перу. Во-первых, Степанида старалась. А во-вторых, это проект.

– Вижу, что это проект, там написано, - заметил я.
– Но это хуевый проект.

– Почему хуевый? Ты же не прочел. Хочешь пива?

– Не хочу. Лучше скажи, почему только от членов? Вот Кобзарь с Провским, к примеру, не члены.

– Провский - член, - убежденно сказал Гурко.

– Нет, не член.

– Ну, как не член, я его в справочнике видел.

– Не мог ты его там видеть.

– А где же я его видел?

– Это ты его в справочнике Союза кинематографистов видел. И в ВТО. А в Союз писателей он не вступает, чтоб взносы в три места не платить.

Саша залился пьяным смехом.

– Взносы! Да его не принимают, потому что он еврей.

– Иди ты к черту, пол-Союза -

евреи.

– Вот поэтому и не принимают. Чтобы не стало больше половины.

Сам Саша, по слухам, был правнуком генерал-фельдмаршала Гурко, который в русско-турецкую войну брал Софию. Потом этот Гурко служил губернатором. Кажется, был вдобавок еще и князем. Смутно намекнуть на великого пращура Саша ухитрился даже в романе "Тяжелый сплав".

– Черносотенец, - сказал я.

– Сионист, - без обиды отозвался Гурко.

– А Кобзарь тоже еврейка?

– Спрашиваешь!

– Что - "спрашиваешь"? От одной фамилии Киевской Русью пахнет. Украинским борщом с галушками. Днепром при тихой погоде.

– Рыбой "фиш" пахнет, а не борщом. Ее фамилия Бершадская, мы с ней в литинституте вместе учились.

– Что творится!
– с притворным ужасом в голосе сказала жена.
– Камню некуда упасть.

– Ладно, - сказал я, - так как быть с Провским и Кобзарь?

– Пусть подпишут...
– вяло отозвался Гурко.
– Куда их девать...

Его уже начало развозить. Похоже, одним пивом до нашего появления дело не обошлось.

– Тогда эту фразу надо убрать. Ну, про членов. И творческий отпуск этот идиотский... Так. "Поздравительная телеграмма П.Аджаве от писателей, находящихся в..." Гм-м... Что такое ДТП?

– Дорожно-транспортное происшествие, - буркнул Гурко.

– Знаю. Причем здесь ДТП?

– Дом творчества писателей, - пояснила жена.
– Там у двери доска висит: "ДТП им. Райниса".

– Мрак! Долой ДТП. "...находящихся в Доме творчества в Дубултах".

– Райниса оставь, - посоветовал Гурко.

– О'кей, оставлю... Нет, не оставлю. Потому что тогда получается, что это у Райниса 60-летие со дня рождения.

– Степанида!
– радостно завопил потомок фельдмаршала.

И точно: вошла Степанида.

– Кромсаете?
– поинтересовалась она, присаживаясь к столу.

– Еще как, - подтвердил я.
– Вот объясните мне, сударыня, как это понять: "В отличие от многих сверстников, талантливых поэтов и прозаиков, павших на полях сражений за Родину, Вы вернулись с войны живым". Ты его что, упрекаешь за это? Или выражаешь сожаление в связи с самим фактом? И потом, что это значит - "вернулись живым"? Можно вернуться мертвым?

– Ну ты дурака-то не валяй, - доброжелательно сказала Самохина.

– Степанида, ты же мастер художественного слова! Инженер, бля, человеческих душ!
– внезапно поддержал меня Гурко.
– И вот еще... дай-ка листок... ага! "Ваши песни стали мерилом человеческой порядочности, отзывчивости, доброты". Самохина, как песня может стать мерилом?

Степанида подняла руку и описала перед собой какую-то сомнительную полусферу.

– Ну, может...
– ответила она.
– Иносказательно. Дайте лучше пива.