Tell yourself
Шрифт:
— Вся эта суматоха по поводу отъезда твоих друзей, — продолжил он. — Вся эта тоска, все эти заявление об одиночестве, но при этом ты приходишь ко мне и спрашиваешь, хочу ли я, чтобы ты записала телевизионные программы, пока меня не будет. Словно ничего не происходит. Словно я и не жил с тобой почти два года, — она уставилась на окно за ним, которое с улицы светилось столь обещающим светом. Он вздохнул. — Возможно, я переоценил себя.
Что он говорил? Откуда взялись эти мысли?
— Нет, ты…
— Тогда просвети
Почему так всё получилось? Ей просто хотелось быть отважной. Ей просто хотелось вести себя как взрослый человек, кем она и должна была быть. Ей просто хотелось показать свою поддержку, чтобы тогда он знал, что принимает верное решение, и чтобы не волновался о ней, когда уедет. Как она умудрилась вот так сбить его с толку? Почему в конечном итоге ему было больно, когда она изо всех сил старалась помочь?
И как одним взглядом он смог заставить её позабыть обо всех обещаниях, которые она дала сама себе прежде, чем переступить порог?
— Не…
Ему не должно быть больно, это неправильно. Неправильно, что он недопонял её.
— Не…
Не сомневайся во мне.
Её решимость трещала по швам, ломаясь прямо в самом центре, и по её щеке скатилась слеза, чего она даже не заметила. Она же могла это сказать, да? Она могла убрать боль из этих зелёных глаз, да?
— Не уходи, — губы Орихиме дрожали, всё больше слёз полилось вслед за самой первой. — Не уходи, — немощный шёпот, мольба, которая отказалась сидеть взаперти, неважно как глубоко Орихиме зарывала её в своём сердце. — Не уходи… как же я… Я думала, что смогла, но…
И затем на её лице отразилась гримаса ужаса. Она вскочила на ноги, старый добрый инстинкт привёл её в движение. Ей надо убежать от него, спрятаться в своей комнате, пока она снова не вернёт себе контроль. Но он был слишком быстр — он всегда был таким быстрым — и схватил её за запястье прежде, чем она успела сделать больше двух шагов.
— Мне жаль! — крикнула она, безнадёжно пытаясь высвободить свою руку. — Ты не должен был слышать этого! Прости! Пожалуйста!
— Орихиме…
— Прости, Улькиорра-кун! Я пыталась…
Она начинала вести себя как истеричка. Он не давал ей применить свой самый верный защитный механизм, а она не могла думать ясно. Нужно было время. Но времени не оставалось. Он ослабил хватку только ради того, чтобы она не покалечилась,
— Я просто хотела порадоваться за тебя! — хныкала она, из горла вырвалось всхлипывание. — Ты не должен был волноваться за меня! Тебе не должно было быть больно! — она упала на колени, прикрыла правой рукой рот, волосы занавесками упали ей на лицо. — Прости… Не сомневайся во мне, Улькиорра-кун. Пожалуйста, не сомневайся во мне!
Улькиорра отпустил её руку, жутко почувствовав себя. Он смотрел на её вздымающиеся плечи, пока она тихо и судорожно повторяла свои извинения; в последний раз он видел её в таком состоянии, когда проделал дыру в груди Ичиго Куросаки. И вот он стоял, ответственный за её отчаяние, потому что не заметил, что она страдает. Он не увидел нанесённого вреда, потому что, чёрт подери, она так умело его скрывала, а он был слишком эгоистичен, чтобы посмотреть куда-то поверх собственной боли.
Он присел рядом с ней. Орихиме уже не пыталась убежать, руками скрывала своё лицо, и слёзы падали с её подбородка на пол. Улькиорра осторожно повернул её к себе. Она быстро качнула головой, чтобы он не увидел её лицо за волосами. Тогда он притянул её ближе, пока их тела не соприкасались и её лицо не спряталось в его рубашке, и он обнял её, потому что не смог придумать другого способа утешить её.
Каждый всхлип резал его сердце мечом, но он не отпускал её. Он проводил рукой по её волосам и гладил её по спине, думая, с чего же началось недопонимание и почему. Если, по идее, они были парой, потому что так хорошо знали друг друга, то почему же это произошло? Как они допустили это?
Через пять минут она начала успокаиваться, её всхлипы затихали, сменяясь нечастыми прерывистыми вдохами. К этому времени его рубашка вся вымокла в её слезах, и Орихиме вела себе так же беспокойно, как все плачущие люди. Затем она прошла через фазу громких иканий, которая длилась по меньшей мере десять минут. Но она не отодвигалась и не просила стакан воды. Она осталась на месте, держась за него и не осмеливаясь поднять голову.
Квартира была устрашающе тихой после её истерики. Орихиме могла слышать, как бьётся сердце Улькиорры: чуть быстрее, чем должно было. Её же болело, как и вся верхняя часть тела. Она закрыла глаза, осознав, что он не произнёс ни единого слова, пока она плакала. О чём он думал? Какое было у него выражение лица? Ой, но она не могла посмотреть. Она не хотела, чтобы он видел её. Она попробовала заговорить, хоть её голос и звучал сейчас грубовато:
— Улькиорра-кун… Ты злишься на меня? — пробормотала она, новые слёзы покатились по дорожкам, оставленным старыми. — Потому что если да, то я понимаю…
Руки, держащие её, напряглись.
— Нет, — какое он право имел злиться? Она не сказала ему о своих чувствах, но и он скрывал свои собственные до последнего момента. Он позволил себе волноваться, сомневаться вместо того, чтобы поговорить с ней. Почему он так поступил? Потому что боялся расстроить её? — Ты не смотришь на меня, — Орихиме качнула головой. — Почему?