Темные числа
Шрифт:
– Мне сначала нужно позвонить в посольство.
– Вот это да, неслабо. Тогда остановимся по пути у телефона-автомата…
В посольстве трубку взяла секретарша Зайас. Судя по старомодной и изысканной манере выражаться, ей было лет девяносто:
– Не будете ли вы столь любезны оставаться на линии?
Мирейя услышала стук, с которым трубку положили на что-то твердое, шорох ластика и карандаша, потом секретарша снова заговорила:
– Повторите, пожалуйста, с кем вы хотите переговорить?.. Атташе Эспозито?.. Эспозито Мендес?.. Это, должно быть, недоразумение. Сегодня утром?.. Мне невероятно жаль, но это совершенно исключено. Должность атташе
Мирейя не собиралась отступать. Она хорошо пообедала и теперь, когда точно знала, откуда начинать поиски Эдуардо и участников Спартакиады, совсем не чувствовала усталости.
– А с кем я могу поговорить сейчас? Речь о местонахождении нашей юношеской сборной…
– К сожалению, я не уполномочена давать информацию о гражданах нашего государства. Если вы будете так добры еще немного оставаться на линии…
Секретарша отложила трубку, и Мирейя услышала, как она на русском спросила: «Шура, плутоническая порода, восемь букв, в середине К-О? Как же так, голубушка, ты же всегда все знаешь… Подожди минуточку!»
Секретарша снова перешла на изысканный испанский, который не был похож ни на один диалект, гласные она не глотала, а звук «л» произносила как «л»:
– Могу я вам еще чем-то помочь, дорогая?
– Лакколит.
– Что, простите?
– Плутоническая порода, восемь букв. Лакколит.
– Ни за что бы не догадалась. Огромнейшее спасибо.
– Не за что. Но скажите, пожалуйста, к кому мне все же обратиться?
– Вопросами культуры и спорта временно занимается лично господин посол Сото.
– Будьте так добры передать ему, что наша юношеская сборная находится в Ховринской больнице.
– Разумеется, дорогая. Хотя в его графике я не вижу ни малейшей возможности для выездной встречи. Он сейчас проходит лечение на Кавказе. Однако не сомневайтесь, мы желаем нашей сборной скорейшего выздоровления и отправим букет цветов для поднятия духа.
– А в «Войне и мире» я играл барабанщика. В Бородинской битве меня с барабаном видно немножко с краю экрана. А через три года, когда я был знаменосцем, нашу группу отправили на съемки Ватерлоо. Не в Бельгию, конечно, а в Ужгород, в Закарпатье. Полторы тысячи километров в фильме погоды не делает, парочку холмов убрать, лесок добавить, и готово… Когда мы выстроились в линию и двинулись вперед, я иногда даже камеру не видел, только порох и красные солдатские мундиры вокруг. Как путешествие во времени. Только все погибшие и раненые потом воскресают…
Все это и многое в том же духе Шлыков рассказывал, пока они ехали в больницу. Через тридцать три минуты он указал вперед:
– Вон, громадное здание, это она и есть.
Больницу освещало полуденное солнце. Мирейя чихнула, прикрыла глаза ладонью. Фасад десятиэтажного здания был выложен белой плиткой до самого парапета кровли. Мирейя заметила, что в выходившей на улицу стороне здания нет дверей и окон. Шлыков поджал губы и остановил такси на обочине.
– Маканин дал этот адрес. Наверное, карантинное отделение с другой стороны. Но я на своей колымаге туда не проеду, днище разобью.
Мирейя вышла из машины. Грунтовая дорожка, по краям которой лежали кучи грунта и песка, вела к домику-коробке и дальше к больничному корпусу. Он тоже не был достроен. Сквозь оконные
– Стой, девушка. Ты знаешь, куда идешь? – раздалось из металлического домика-коробки, который издалека походил на очень большую собачью будку. Из полустертых, написанных краской букв Мирейя мысленно сложила слово «Диспетчерская № 2». Надпись у двери, сделанную недавно голубой краской, расшифровать оказалось сложнее, потому что трафарет художника не совпадал с профлистом: то ли 33 К ГП, то ли ЭЭ К ПП. Из домика вышел охранник. Прищурившись, он окинул Мирейю взглядом. Ребристые отпечатки на левой щеке и виске говорили, что он долго сидел, прислонившись лицом к стене. Он внимательно выслушал вопросы Мирейи, но, очевидно, следуя инструкции, ничего не ответил и потребовал: «Документы!»
Его голос отдавал металлом, а запах изо рта побудил Мирейю отступить на шаг назад. Истолковав это движение как нежелание показать документы, охранник костяшками пальцев постучал по голубым буквам. Стук эхом отозвался среди выложенных плиткой стен и спугнул стайку воробьев. Мужчина тем временем разъяснил, что значат буквы в акрониме:
– Вы незаконно проникли в закрытую зону. Не усугубляйте положение!
Он тщательно осмотрел обложку ее документов, потом подверг детальному изучению каждую запись, водя по строчкам пальцами с давно не стриженными ногтями.
– Мирейя Фуэнтес. Кубинка, – заключил он наконец. Мирейя не поняла, зачем он сообщает ей о своих глубоких выводах. Она кивнула, показала значок на воротнике блузки и еще раз объяснила, что, будучи официальным представителем кубинского Национального института спорта, физического воспитания и отдыха, хочет навестить юношескую сборную, которая находится здесь на карантине, или хотя бы поговорить с лечащим врачом.
– Или я опять приехала не в ту больницу?
Охранник старался не смотреть ей в глаза и внимательнейшим образом изучал печать на пропуске в гостиницу. Подобное определенно не было прописано в инструкции, и у Мирейи сложилось впечатление, что он не знает, как поступить. Она тоже не знала, продолжать ли настаивать или развернуться и уйти. Раздавшийся в домике звонок стал выходом из патовой ситуации. Охранник поспешил внутрь, дважды сказал: «Есть!» и скрипуче рассмеялся. Выйдя из домика, он показал Мирейе самый безопасный путь к карантинному отделению.
Дойдя до конца тропинки, она очутилась у отдельно стоявшего невысокого здания. Наружные стены тоже были выложены молочно-белой плиткой с серыми щелями. В рассеянном свете здание выглядело как созданное с помощью компьютерной графики. Мирейя зажмурилась, преобразуя пиксели в твердую материю. Хотя ступенек у входа не было, только наклонная площадка, здание производило впечатление более достроенного, чем главный корпус: окна и двери уже были на местах. Два бритоголовых вахтера сидели в каморке перед портативным телевизором и без звука смотрели что-то, где был счет ноль-ноль – так, во всяком случае, гласила надпись на экране. Мирейя набросила бледно-голубой халат и надела бахилы, вахтеры пропустили ее в коридор. Она прошла семь шагов, когда ее оклинули и пояснили: