Темные Пути
Шрифт:
Операция прошла успешно, противник был пойман и надёжно зафиксирован в заплечном мешке. Но шею внезапно пронзила острая боль. Может быть, просто обожгло? Наверное, я неловко дёрнул рукой с факелом и зацепил шею пламенем. Правда, где-то в глубине души осталась уверенность, что мерзкая тварь меня укусила. А вдруг эта штука, прикинувшаяся проводом, ядовита? Что если отрава сейчас растекается по организму, и через несколько мгновений всё будет кончено? Хоть бы зеркало оказалось под рукой, чтобы осмотреть рану. Ладно, хотя бы ощупаю.
Дьявол, больно! Волосы царапают воспалённую кожу,
И тут только до меня дошло. Барьер всё-таки начал делать своё подлое дело, превращать меня в монстра. Хлоффелевский прибор совсем сдох и больше не защищает. Вот теперь уж я точно пропал.
Изуродованные руки бессильно разжались, факел упал прямо в густую синюю лужу под ногами. Пламя несколько раз дёрнулось, пытаясь поджечь вонючую слизь, и окончательно погасло.
Пиздец, допрыгался!
По идее я сейчас должен в истерике рвать на себе волосы и кататься по земле от отчаяния, но меня наоборот охватило тоскливое равнодушие.
Я прислонился спиной к каменной стене и медленно опустился на землю. Вернее, в грязь, но какая теперь разница… Да и попробуй найди в темноте сухое место.
Сидеть было неудобно, мешал груз за плечами. Всё так же медленно я снял со спины мешок и развязал его. Просто для того, чтобы чем-нибудь заняться, стал перебирать на ощупь лежавшие внутри предметы. Вот этот, причудливой формы с отходящими в сторону металлическими трубами, – это мой быстростел. Странно, я ещё помню его название. Значит, рассудок изменится в последнюю очередь, и может быть, я успею почувствовать, как становлюсь идиотом. Слабое утешение.
Я размахнулся и выбросил быстрострел куда-то в темноту. Уродливому и слабоумному существу по кличке Луфик оружие ни к чему. Возможно, на меня самого скоро начнут охотиться. Но я буду пуглив и недоверчив, смутно догадываясь, что блестящие палки в руках у охотников таят в себе опасность. А может быть, меня удастся приручить и одомашнить, повесить на шею хомут и использовать, как ездовое животное. Нет, лучше сбрую укрепить на поясе, так получится смешней и символичней.
Невесело усмехнувшись, я продолжил рыться в мешке. Этот большой прямоугольный предмет – тот самый прибор, из-за чьей неисправности я стал уродом. Ему тоже нечего больше делать в моём мешке – бесполезная тяжесть. Выбрасываем его нафиг. Только сначала нужно достать индикатор. Они ведь соединены проводом и по отдельности летать не будут. Отложив прибор в сторону, я продолжил поиски. Вот и маленькая коробочка нашлась. Тусклый сигнал давал мало света, но всё равно так лучше, чем в полной темноте. На мгновение мне даже стало жалко её выбрасывать. Свет такой успокаивающий, зелёненький.
Зелёный? Но ведь это означает, что прибор ещё работает. Причём, без перегрузки, иначе бы засветился и красный сигнал. Как же так? Почему же тогда я начал покрываться шерстью. Может быть,
Ну, конечно же! Я же потерял факел, а потом ещё и выбросил оружие. Нагрузка уменьшилась, и прибор снова заработал так, как ему положено. Но тогда, выходит, он опять защищает меня от воздействия Перехода. Почему же я…
Не смея даже высказать вслух свою надежду, я поднёс руки вплотную к сигналу индикатора. Нет, всё равно ничего не видно. Где-то в кармане должно сохраниться огниво. А уж на тряпочку для розжига я и рукав собственной рубашки не пожалею.
Пропитавшаяся влагой подземелья ткань загорелась только с третьей попытки. Но сколько радости мне принёс этот жалкий, слабенький и недолговечный огонёк! Шерсти на руках не было, и пальцы с ногтями опять приняли человеческие очертания. Значит, работает долбанный прибор. Значит, я опять стал человеком. Спасибо тебе, Хлоффель, скотина ты этакая! Теперь уж я точно одолею Переход и с другими трудностями тоже как-нибудь справлюсь. Но как только выберусь из подземелья, первым делом выскажу старику всё, что о нём думаю. Лишь бы передатчик от похвал не перегрелся…
Глава 5
Тляк
Время от времени свин недовольно похрюкивал – груз ему определенно не нравился. И не потому, что тяжелый – просто от мешка слишком необычно пахло. Чем-то таким, отчего хотелось одновременно и покрыть самку, и отгрызть пятак сопернику, и, трусливо поджав хвост, бежать прочь без оглядки.
– Смотри-ка, Лохмач ерепенится, словно поросюк двухмесячный, - заметил синебородый карлюк. – А кто говорил, что этот свин самый спокойный?
– Ты бы не наговаривал зазря на зверя, Датько, - пробурчал в ответ второй крепыш. – Небось, в свинах смыслишь не больше, чем младенец в бабских задницах, а трепа развел, понимаешь…
Названный Датьком карлюк встрепенулся, глазенки его сверкнули, а кончик бороды задиристо взлетел вверх:
– А то ты, Рыжан, по задницам специалист! Я и смотрю – всё вокруг свинов отираешься, сзади заходишь!
– Чего-о-о? – дядька Рыжан аж затрясся от возмущения. – Ты что, малец, несешь? Да на кого? Да я ж...! Ох, мало в детстве мамка тебя за бороду по двору таскала!
– Мамку не трожь, дядька Рыжан! За неё могу и…
– Что можешь, сопляк?
– А ну, цыц, глоткодеры! Растявкались, как мусорные котики перед случкой! – негромкий, но властный голос третьего карлюка, густобрового Тляка, вмиг заставил спорщиков утихомириться. Старшина Тляк выглядел помладше дядьки Рыжана, но авторитет – штука первостепенная. В поселке таким же уважением пользовались разве что батька Моргун да хорунжий Щекарь. Пожалуй, и все. Это из восьмисотенного населения-то!
– Да полно вам, дядечка Тляк. Не ругайтесь. Просто Лохмача от нашего товара уже на мандраж начинает пробивать.