Темный мир
Шрифт:
Я расправил крылья и полетел.
Я снова сел.
— Нормально? — спросила Маринка.
— Да-да, — сказал я. — «А что у меня прямое?..»
— Анекдоты помнит — тогда точно живой, — сказал Шарп.
— «Точно живой» — это значит «похожий на живого» или «в точности похожий на живого», — сказал я, потирая голову. — А я просто живой, точка. Хотя и долбанутый. Надолго я отрубился?
— Секунду-две, не больше, — сказала Маринка.
Я покачал головой:
— Как летит время… Ну что, надо все-таки поесть? А то, извините, отвлек…
И, плотно перекусив, мы пошли дальше. С временем — не по прошествии какого-то времени, а с ним самим — что- то случилось. Я полностью перестал его чувствовать, поэтому считал шаги. Через полторы
— Не понял, — сказал Шарп и попятился.
Поздно.
22
Джор рассказал. Потом он этот эпизод начисто забыл, но я успел записать. Я как раз тогда понял, что с памятью нашей происходят странные вещи, и записывал даже обрывки анекдотов.
Так вот, он видел сон. Там, в подвале, где совсем недавно убили Илью и Хайяма. Остальные все уснули… Не знаю, как такое могло быть, но они уснули. Отрубились просто. Как выключенные. Может быть, им что-то дали с питьем. А может, такая вот защитная реакция — сразу у всех.
Сон, да. Джору снилось, что он — дерево. Причем лежачее, распластавшееся. Ноги были корнями, и кое-где из туловища тоже уходили в землю корни, и из туловища же тянулись вверх тонкие ветви с листиками, а правая рука, закостеневшая в нелепом жесте, вся была покрыта листвой. Рос он, Джор, под сенью какого-то гигантского незнакомого дерева и в окружении исполинских серых грибов, чьи шляпки покачивались и трепетали как пляжные зонтики на ветру. Имен грибов он не знал, но считал друзьями. Глаза Джора были совершенно неподвижны, он не мог посмотреть на что-то в стороне или отвести взгляд, он мог только рассеянно фиксировать то, что видит прямо перед собой. Какие-то твари проползали, скрываясь в траве и кустах. Там они кого-то ловили и жрали, давясь и содрогаясь. Чьи-то ноги прошли совсем рядом, а туловище и голова остались невидимыми где-то вверху. Ноги были в неуместных мокасинчиках. Следом появились другие ноги, в тяжелых ботинках. Ноги остановились возле Джора, и сверху на него полилась горячая вода. Потом ноги удалились. Маленькая птичка с длинным клювом несколько раз клюнула Джора в глаз, но не причинила ни малейшего вреда и разочарованно улетела. Потом на некотором отдалении появилась странная компания: две большие облезлые собаки с отвисшими вымечками и с ними ходячие куклы, держащиеся двумя группками гуськом друг за дружку — за полы одежды или за палки, — а передние — за хвост одной из собак. Этакие «Слепцы» Брейгеля, только числом побольше. Кажется, это были куклы из театра Карабаса — Барабаса, но оборванные и грязные, с волочащимися ногами — и без глаз. Кто- то вырвал им глаза. Когда они уже почти ушли, Джор понял, что замыкающий верзила в полосатой шапочке — был он сам. Кукол было девять. Он попытался сообразить, кто отсутствовал, но не смог вспомнить. Был Рудольфыч, была Аська, была Валя, был он сам… остальные размазались в общее пятно. Когда куклы ушли, он услышал шепот. Много- много ртов нависли над его ушами и что-то пытались донести, и были мгновения, когда он уже начинал что-то понимать, но тут сосредоточенность разом пропадала, как срывалась пружина, и шепот вновь становился разнобоен и неразборчив…
А потом прямо в той точке, куда был уперт его неподвижный взор, что-то стало темнеть. Темное пятно увеличивалось, набирало интенсивность и приобретало пока непонятную форму. Еще чуть позже в центре продолговатого пятна образовалась трещина, и края ее сразу же стали вворачиваться сюда, внутрь, к нам, тлея по кромке багровыми огоньками, и эта багровая замкнутая, стремительно меняющаяся линия тоже что-то напоминала или означала. И за бумагой, которой в итоге оказался этот мир (театр Карабаса… нарисованный очаг…), тоже что-то происходило, какое- то движение — словно шевелился ком миног.
(Не люблю миног. Паразиты. Да и невкусные они на самом-то деле.)
Наконец,
И Джор проснулся. Во рту был привкус рвоты, а напротив него так же на четвереньках стоял Артур и, наклонив голову, смотрел в упор.
— И знаешь что? — спросил Артур, как будто продолжая только что прерванный разговор. — Я ведь вспомнил, где его видел. На приеме у губерши. Мать сопровождал в качестве пажа. И этот Волков там. Он сейчас министр недра пользования и хрен-перец, не помню, чего еще. И говорили тогда, что он покупает под полигон огромный кусок территории в Карелии. Наверное, вот этот. Где мы сейчас. А значит, у него тут какой-то бубновый интерес. Правильно же?
— И что? — тупо спросил Джор, поднялся и побрел к умывальнику. Вода там шла с привкусом железа, но это лучше, чем ничего…
— Да так… — вслед ему сказал Артур. — Когда понимаешь, в чем у человека интерес, уже можно маневрировать.
— Он не человек, — сказал Джор, не оборачиваясь.
…А нас вели, иногда подталкивая тупыми концами копий в спину, да и пониже спины — по-моему, безо всякой к тому нужды, а просто забавляясь. Бежать мы все равно не могли, побегай-ка с руками, связанными за спиной, тем более когда на шею тебе накинута петля, а конец веревки обмотан вокруг талии у конвоирши. И хотя Маринку эти дивные эльфы слушались во всем, но веревки с нас снять они категорически отказались: таков-де устав, а если что не по уставу, то начальство не помилует.
Тогда, на поляне, они появились сразу со всех сторон, числом семь, с натянутыми луками в руках — проступили из воздуха, стали видимыми, как еще это описать? — вот только что никого нет, и вдруг воздух идет прозрачной рябью, как вода, и из ряби выходит человек, и рябь тут же пропадает… Были они точь-в-точь как эльфы во «Властелине колец», разве что одеты более разнообразно, не совсем в униформу, и ушки хотя и были заострены, однако не так гротескно, как в кино, — чуть-чуть заметно, и все. Молва всегда склонна преувеличивать отличия.
В общем, нас с Шарпом мигом поставили на колени и обыскали. Потом все найденное снова рассовали нам по карманам и в рюкзак, за исключением пистолета и метательных ножей Шарпа. Красивые и хищные у него были ножички…
Ну и связали нас, как я уже сказал. Моментально, не туго, но чем-то таким, что не растянуть и не порвать, тут же врезается в кожу — леской, что ли.
А потом эти дивные эльфы окружили Маринку, встали на колено и, положив правую руку на левое плечо, склонили головы.
— Вот… это… да… — тихо сказал Шарп.
Да я и сам офигел, если честно. Сколько я Маринку знаю? — она еще в школу не ходила…
Но говорили они тогда совсем непонятно, и Маринке приходилось объясняться с ними жестами. А они лишь согласно кивали и предлагали немедленно идти дальше.
И в конце концов мы пошли.
Поляна, круглая, заросшая травой, вдруг превратилась в лесную просеку, по которой как ни в чем не бывало продолжала тянуться желтая тропа. Песок, как мне кажется, чем дальше, тем делался желтее, ярче и чище. Наверное, такую тропу легко было рассмотреть и в более плотных сумерках.