Тень Люциферова крыла (Посланник)
Шрифт:
Они пили кофе с молоком, шутили и смеялись. Ксения уже успокоилась, хотя иногда на ее чело набегало облачко задумчивости. Она рассказала Никите, что Толя вычислил по Пифагору ее священные числа - двойки, и у нее их оказалось целых три.
– Он говорит, что это знак высоких экстрасенсорных способностей и биоэнергетики, - смеясь, сказала художница.– И знаешь, я ему верю, ведь его числа - три восьмерки - видны самым натуральным образом.
– У меня тоже видны.– Никита с улыбкой оголил плечо и показал четыре маленьких родинки, похожих на цифру семь.–
Девушка закусила губу, попыталась улыбнуться.
– Не обращай внимания. Но этот знак...
– Знак ангела, если верить Оямычу.
– Странно...
– Что странно? Не хватало, чтобы и ты тоже говорила загадками. Давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном. Ты, кстати, обещала нарисовать мой портрет.
Девушка продолжала смотреть на него с сомнением, что-то решая про себя, но так ничего и не решила.
– Завтра приходи в студию, если свободен.– Она встала.– Чао, меченый, береги себя.
– Я провожу.
– Куда ты с такой головой?
В словах гостьи таился некий иной смысл, Никита уловил его. прищурился.
– Вот тут ты права, голова - мое слабое место, к тому же чуть-чуть бо-бо. И все же я тебя провожу.
Ксения уехала на троллейбусе, отказавшись ехать на такси. Никита медленно пошел домой, размышляя над ее поведением, словами, жестами, испугом, имеющим какой-то конкретный смысл, но темный пока для него. Думал об этом он и когда ложился спать, пока не позвонили сразу трое, один за другим - мать, Такэда и Ксения - с одним и тем же вопросом: все ли у него в порядке?
Сначала он разозлился, потом развеселился, обозвал всех троих перестраховщиками и уснул в полной уверенности, что утро вечера мудренее.
На следующий день Никита не пошел с утра на репетицию, позвонив Кореневу и сказавшись больным. Выслушивать неискренние соболезнования балетмейстера не стал, отрубив: "Всего доброго". Мысль уйти из труппы, принять предложение Ванфельда - балетмейстера классического балета поучаствовать в конкурсе с выходом на Большой театр, завладела им целиком. Но облегчения эта мысль не принесла. Что-то мешало Никите жить просто, как он жил до событий в парке, дышать свободно и легко и не заботиться о последствиях своих шагов.
Неприятный осадок от вчерашних событий, а также намеков Такэды, не проходил, бередил душу, торчал в памяти занозой дискомфорта.
Позанимавшись без особой охоты со снарядами в спортивном углу спальни, Сухов принялся разглядывать сползшую за ночь ближе к локтю звезду, гадая, что она такое. Предположение, что это пресловутая "печать зла" - со слов Такэды, едва ли было верным, и все же в звезде крылась какая-то зловещая тайна, тем более, что появилась она совершенно необычным способом. "Весть", - сказал Толя. Что за "весть"? От кого? Кому? О чем?..
– О чем?– повторил Сухов вслух, дотрагиваясь до коричнево-розового пятна на коже. И получил ощутимый - не электрический, хотя и близкий по воздействию, ледяной парализующий разряд, пронзивший руку до плеча, проникший дальше
– Разрази меня гром!– пробормотал Никита, озадаченно глядя на звезду.– Лучше тебя не трогать.
Подумал, надо посоветоваться с врачом. Может, действительно, пойти к косметологу и срезать? Или сначала посоветоваться с Оямычем?
Проделав обычные водные процедуры, позавтракав, сходив в магазин, Никита продолжал ощущать в груди какое-то стеснение.
Тревога не проходила, пока не переросла в панику. Ничего подобного танцор никогда не ощущал, вины за собой никакой ле видел, причин тревоги найти не мог, и в конце концов решил, не откладывая в долгий ящик, проконсультироваться по данному поводу с психиатром, маминым приятелем; когда-то они дружили семьями. Правда, тут же пришла другая идея: съездить в Кунцево, купить кое-что из деталей к машине в местном автоцентре. Там работал приятель, который всегда ремонтировал Суховский "аппарат", как он выражался.
Сняв с головы повязку и пощупав здоровенную гулю на затылке (чем это он меня саданул?! Гантелью, что ли?), Никита переоделся во все черное черные костюмы и рубашки ему шли - и вывел из гаража машину: у него была ВАЗовская "сотка", До разъезда на Кунцево добрался за полчаса: сдерживали не столько светофоры и ремонты дороги, сколько собственные думы.
В машине дышалось легче, тревога отступила, хотя странное ощущение неуюта осталось. Впечатление было такое, будто кто-то невидимый сидел в машине, на заднем сидении, и дышал в затылок.
Сухов даже оглянулся дважды, с трудом заставив себя сосредоточиться и "думать о приятном".
А на выезде с кольцевой на Кунцевскую трассу у машины лопнуло правое заднее колесо.
Руль Никита почти удержал, хотя машину со страшной силой повело влево - на скорости под восемьдесят километров в час, но от столкновения это его не спасло: следовавший по соседней полосе со скоростью сто двадцать километров "Форд" ударил "сотку" в левую скулу и выбросил ее в крайний правый ряд, где на нее аккуратно наехал старенький джип с компанией веселящихся парней. "Форд" не стал останавливаться, лишь увеличил скорость и скрылся на подъеме, а компания в джипе живо напомнила о себе, посчитав виновником столкновения Сухова. То ли они не видели, что произошло перед этим, то ли были подогреты зельем в баре.
Не успел Никита сообразить, в чем дело, порадоваться, что остался жив, и ужаснуться тому, что случилось, как двое парней выволокли его из кабины с криком и ругательствами и принялись избивать. Оглушенный двойным столкновением танцор не сразу пришел в себя, и ему крепко накостыляли по спине и незажившей голове, пока он не начал инстинктивно сопротивляться. Один раз очень удачно прошел бросок через бедро - усатый недоросль с воплем свалился под откос, в другой раз сильный толчок Никиты опрокинул коротко стриженного здоровяка, но все же досталось ему крепко - в основном, когда били в спину и по ногам.