Тень Люциферова крыла (Посланник)
Шрифт:
Кожа у Ксении была смуглая, то ли от природы, то ли от загара (а может быть, печать татаро.– монгольского нашествия?), глаза зеленые, с влажным блеском, поднимаются уголками к вискам, брови черные, тонкие, вразлет, изящный нос и тонко очерченный подбородок. И маленькие розовые уши. Шедевр, как любил говорить о таких женщинах великий их знаток Коренев. У Никиты вдруг гулко забилось сердце: он испугался! Испугался того, что Толя познакомил его с Ксенией слишком поздно, и у нее уже есть муж или, по крайней мере, жених. Такая красота обычно не бывает в свободном полете...
– ...–
– Что?– очнулся Никита, краснея.– Простите, ради Бога!
– Так и будем стоять?– повторила девушка.– Картины показывать уже не нужно?
– Еще как нужно! Просто вспоминал, где я мог вас видеть?
Вы, случайно, не приносили молоко одному больному?
Ксения с улыбкой пошла вперед, а Никита, как завороженный, остался стоять, глядя, с какой грацией она идет. Казалось, таких длинных и красивых ног он еще не видел. Не говоря об остальном.
И снова страх морозной волной взъерошил кожу на спине: а если она и Такэда - не просто друзья?!.
– Так вы идете?– оглянулась художница, открывая дверь перегородки подвала.
Соседнее помещение оказалось галереей, вернее, складом картин, из которых лишь часть висела на стенах в простых белых или черных рамках, а остальные были составлены пачками, лежали на столах или закреплены в станках. Но и того, что увидел Сухов, было достаточно, чтобы сделать вывод: Ксения не была любителем, она была Мастером, талант которого не требовал доказательств.
Правая стена помещения держала на себе портреты: Никита узнал молодых Лермонтова и Пушкина, Петра Первого, а также современных писателей и артистов. На левой были закреплены пейзажи, не уступавшие по эмоциональному дыханию и точности рисунка пейзажам классиков этого жанра; особенно приглянулся танцору один из них: прозрачный до дна ручей, опушка леса, сосны, тропинка через ручей. Этот пейзаж напоминал родину отца под Тамбовом.
А на противоположной стене... Никита подошел и потерял дар речи. То, что было изображено на холстах, названия не имело, э_т_о можно было лишь обозначить словами: смешенье тьмы и света! буйство форм и красок! магия жизни и смерти! Картины не были абстрактными, хотя на первый взгляд ничего не изображали, но они имели смысл, а главное - создавали определенный эмоциональный фон и впечатление. Одна звала к столу - Никите вдруг захотелось есть и пить. Вторая навевала сон. Третья заставила тоскливо сжаться сердце, четвертая - почувствовать радостный прилив сил. Пятая звала к женщине да так, что в душе зарождалось желание и неистовое волнение!
– Колдовство!– хрипло проговорил Никита, вздрогнув от прикосновения девушки к плечу; ее вопроса он снова не услышал:
– Спасибо, - серьезно ответила та, пряча лукавую усмешку в глазах; она заметила, какое воздействие оказала на гостя последняя картина.– К сожалению, ваше мнение отличается от мнения маститых, от которых зависит судьба молодых художников и их персональных выставок. За шесть лет работы, а я рисую с пятнадцати, мне разрешили сделать всего две выставки: в Рязанском соборе и в Благотворительном
Сухов покачал головой, с трудом отрываясь от созерцания картин.
– Это действительно колдовство. Как вы это делаете? Я читал, что существуют какие-то методы инфравлияния на подсознание человека, используемые в рекламе на телевидении и в кино. Может быть, вы тоже шифруете в картинах нечто подобное?
– Я не знаю, как это называется, я просто чувствую, что должно быть изображено на холсте ддя создания необходимого эффекта. Мой учитель говорил, что это прорывы космической информации. Годится такое объяснение?
Никита улыбнулся.
– Я бы назвал это проще - прорывами таланта в неизведанное, но если вас это смущает, не буду повторяться. Однако вы меня поразили, Ксения, честное слово! Можно я еще раз приду сюда, полюбуюсь на картины, подумаю?
– Почему бы и нет?
– Тогда до вечера.– Никита направился вслед за художницей, оглядываясь на галерею картин и чувствуя сожаление, что не насмотрелся на них до наполнения души.– Кстати, как вы познакомились с Толей?
– На улице, вечером.– Ксения оглянулась через плечо, и Никита не успел отвести взгляд от ее ног.– У гастронома на Сенной ко мне подошли ребята... м-м, очень веселые, и Толя... уговорил их не шалить.
Никита представил, как уговаривал парней Такэда, фыркнул.
Ксения тоже засмеялась. Заметила его жест, кивнула на руку с отметиной.
– Как ладонь, не беспокоит? Очень интересная форма у ожога, вы не находите?
Сухов глянул на звезду, упорно сползающую к запястью, посерьезнел: показалось, что после вопроса девушки звезда запульсировала, послав серию уколов, добежавших по коже руки до шеи.
– По-моему, это не ожог. Толя говорит что-то странное, но не объясняет, что имеется в виду. Потом поговорим. Итак, в семь?
Художница кивнула, глядя на него исподлобья, испытующе, серьезно, без улыбки. Этот взгляд он и унес с собой, сохранив его в памяти до вечера.
Дома его ждал Такэда.
– Тебя уволили?– удивился Никита, привычно хлопая ладонью по подставленной ладони приятеля.
– Я свободный художник, хожу на работу, когда хочу. Был у "три К"?
– Слушай, не зови ты ее больше так... технически, а?
– Хорошо, не буду. Так ты был?
– Только что от нее, смотрел картины.
– В студии? Или в запаснике?
– Ну, там их было много, десятка три.
Такэда хмыкнул.
– Надо же! Ксения не всем показывает свои работы, несмотря на приветливость и наивность. Девушка это редкостная, такую встретишь одну на миллион, учти.
– Уже учел.– Никита сходил на кухню и принес запотевшую банку с квасом.– Мы с ней идем вечером в кафе на Москворечье.
– Это ты решил или она?
– Я. А что?
– Блажен, кто верует. Она не любит ходить по вечерам в кафе, рестораны и бары. Не то воспитание, не тот характер, не те устремления. Разве что в ресторан Союза художников, да и то очень редко.