Тень Люциферова крыла (Посланник)

Головачёв Василий Васильевич

– Он фанатик подобного рода литературы, мне это не дано. Ну, я побежал, ма?

– Беги. Будь осторожен, что-то мне тревожно.

Они расстались. Машина Сухова стояла без бензина, и мать уехала на трамвае, а он сел в метро и направился на поиски Ксении.

Увидеть ее захотелось непреодолимо. А еще тянуло рассказать ей историю с убийством странного старика в парке и о передаче им знака в виде пятиконечной звезды. "Символ вечности и совершенства"... Никита привычно взглянул на ладонь, вернее, на запястье, потому что звезда, оставаясь коричнево-розовой,

как заживший ожог, переместилась уже на запястье, имея явное намерение погулять по руке. Она почти не беспокоила, разве что изредка отзывалась на какие-то внешние или внутренние раздражители вибрацией тонких ледяных укольчиков, но именно этот факт и заставлял сердце Сухова сжиматься в тревоге и ждать неприятностей.

В конце концов он решил объясниться с Такэдой, а если тот не сможет помочь - пойти к косметологу и попросить свести пятно с кожи.

На Тверской, в переходе, уже недалеко от студии Ксении Красновой, Никита стал свидетелем грязной сцены: двое молодых людей, неплохо одетых в джинсы, кроссовки "Рибок" и черные майки, выхватили у инвалида, просящего милостыню, его картуз с деньгами и, не слишком торопясь, пересекли переход, не обращая внимания на возмущенные возгласы женщин и крики инвалида.

Обычно Сухов не вмешивался в подобные конфликты, считая, что этим должны заниматься соответствующие службы, да и характер у него предпочитал компромиссы, хотя и до определенного предела: и отец, и мать сумели дать сыну понятия долга, чести и совести. Почему вдруг его потянуло "на подвиги" именно в этот момент, он не анализировал, вероятно, сработала еще одна черта характера - нередко он подчинялся ветру настроения.

Парней он догнал на лестнице, задержал за плечо крайнего слева, белобрысого, с мясистым затылком.

– Минутку, мальчики.

Реакция юношей, указывала на то, что они хорошо отработали операцию отхода: оба рванули наверх и в разные стороны, сметая людей на пути, но тут один из них вместо "родной" голубой формы разглядел костюм Никиты и свистнул. Они сошлись и, как ни в чем не бывало, двинулись навстречу Сухову, поигрывая бицепсами.

– Че надо, амбал?
– спросил белобрысый, во взгляде которого невольно отразилось уважение: Никита был выше каждого из них на полголовы и шире в плечах.

– Верните деньги инвалиду, - тихо сказал танцор, чувствуя неловкость и какое-то злое смущение; он уже жалел, что ввязался в эту историю.

– Какие деньги?
– вытаращился белобрысый. Его напарник, потемней, с длинными волосами, в зеркальных очках, сплюнул под ноги танцору.

– Вали своей дорогой, накатчик. Или, может быть, ты переодетый щпинтиль, сикач?

Никита молча взял его за плечо, ближе к шее, нажал, как учил Такэда. Длинноволосый ойкнул, хватаясь за плечо. Его напарник молча, без размаха, ударил Сухова в лицо, потом ногой в пах. Оба удара танцор отбил, но в это время его ударили сзади, и все поплыло перед глазами, завертелась лестница, в ушах поплыл звон. Он еще успел заметить, что ударил его тот самый "инвалид", у которого воры отобрали выручку, дважды

закрылся от ударов длинноволосого, но пропустил еще один удар "инвалида" и оглох.

Его били бы долго, если бы не вмешался кто-то из молча наблюдавшей за дракой толпы. Получив по удару - никто не заметил их, так быстро они были нанесены, - драчуны мгновенно ретировались с поля боя, и лишь потом Никита разглядел, что выручил его хмурый парень в костюме и с галстуком, типичный дипломат.

– Спасибо, - пробормотал Сухов, держась за затылок.

– Не за что, мы делаем одно дело, - ответил "дипломат".
– Идти сможете?

– Сможет, - появился из-за его спины Такэда.
– Благодарим за помощь, мы теперь сами.
– Он наклонился над лежащим танцором, дотронулся до его затылка, озабоченно разглядывая окровавленную ладонь.

Сухов, напрягаясь, встал на четвереньки, и его вырвало. В толпе раздался женский голос:

– Да он пьяный...

Такэда помог Никите встать на ноги и повел по лестнице наверх, поймал такси.

– Может, тебя сразу в скорую? Голова сзади разбита.

– Домой, - вяло ворочая языком, проговорил Никита.
– Ты что, следишь за мной?

Такэда промолчал.

– Ну, и зачем ты ввязался?

– Бес попутал.
– Сухов потрогал забинтованную голову, покривился от боли.
– Кто же знал, что они заодно? Какой в этом смысл?

Делать вид, что отнимают... Или для эффекту - инвалиду после этого больше давать будут?

Такэда разглядывал свои ногти, о чем-то задумавшись. Время от времени он посматривал на хозяина и во взгляде его надежда боролась с сомнениями.

Они сидели на диване в гостиной Сухова, пили кофе, смотрели новости и перебрасывались редкими фразами.

– Ты знаешь, меня раньше никогда не били!
– криво улыбнулся Никита; в голосе его прозвучало удивление.

– Ничего, это исправимо, - рассеянно ответил инженер.

Сухов хмыкнул, оценив реплику. До этого момента, то есть до драки, он жил в своем мире, высоком мире искусства и музыки, спортзалов и театров, не пересекавшемся с миром улиц и подворотен, воровства и насилия, обмана и страха. Судьба и воспитание, устойчивый круг культурных отношений, хранили его от множества "низших" миров, и, попав в переплет, растерялся, столкнувшись с неадекватной реакцией окружающих. Он вдруг осознал, что ничего не знает о жизни вокруг. И было жутко обидно, что вступился он за псевдоинвалида, выступил зря.

– Знаешь, а тот парень ничего. Хорошо бы найти его и пригласить. Посидели бы.

– Какой парень?

– Что помог мне. Странный только... по-моему, он меня с кемто спутал, потому что сказал, что "мы делаем одно дело".

Такэда насторожился.

– Так и сказал, "одно дело"?

– Так и сказал. А потом ты подошел. Ума не приложу, как тебе удается вычислить меня.

– Если отвечу, не поверишь.

– А ты попробуй.

Такэда допил кофе, отобрал пустую чашку у Никиты и отнес поднос на кухню. Сказал, вернувшись: