Тень на обороте
Шрифт:
Расследование не выявило никаких заклятий в металле.
Еще бы — никаких чар я на монету и не накладывал. В тот раз.»
* * *
— …просыпайтесь! — чужой голос пробивается сквозь многослойный, словно ком ваты, сон, захватывает и вытаскивает на поверхность. — Мы снижаемся, скоро воздушный порт.
— Ну и что? — хрипло спросонья и не открывая глаз, осведомился я. — Хотите, чтобы я посадил самолет?
— При посадке рекомендуется бодрствовать.
Мы уже приземлялись на подкормку самолета в каком-то темном, глухом (судя по виду из
— Конечная остановка, — присовокупил Малич последний увесистый аргумент, убедившись, что предыдущие не подействовали.
Я взглянул на него. У Бриго Малича на лице неудержимо расплывалось замешательство вперемешку с досадой — надо разбудить, а прикасаться не хочется. Заметив, что цель все-таки достигнута, он распрямился с явным облегчением.
— Уже совсем близко.
Да, действительно — через смотровое окно уже можно было полюбоваться на двойную цепь островов, вытянутую полукругом, отчего они и впрямь смотрелись ожерельем, брошенным на скомканную бирюзу океана.
— Который час? — спросил я, с силой растирая опухшую физиономию. По-прежнему болезненно хотелось спать.
Мне ответили — и я ужаснулся. Выходило, что сейчас в здешних землях ранее утро. Это сколько же я проспал?
В сопровождение мне отдали, кроме Малича, больше половины «замороженных» — аж пятерых, разместившихся в начале салона, возле наглухо закрытой кабины пилотов. Вели они себя тихо и, надеюсь, не скучали. Но их спящими я не застал ни разу.
…Самолет опускался все ниже. Растаял лед на кончиках крыльев, и они снова потемнели. Цепи островов распались на фрагменты, и теперь можно было рассмотреть и городок, карабкающийся по склону, и причалы, и разноцветные лодки, покачивающиеся на волнах.
Самолет забирал влево, примериваясь пройти между параллельными рядами островов.
— Вон там город Пестрых рек, — непонятно к кому обращаясь, сухо сообщил Малич. — А вон там, наверху, порт. Нас встретит…
Договорить он не успел, потому что самолет тряхнуло. Несильно, но посыпались мелочи с кресел и полок, покатились по полу.
— Здесь всегда трясет, — успокаивающе заявил один из «замороженных». — Воздушных завертней много, их с мертвой зоны сносит. Поэтому и снижаются почти к самой воде.
Хм, а я-то думал, что бормочущие голоса мне померещились спросонья. «Заморозка» подтаяла?
— Это откуда? — Единственная среди присутствующих женщина, подобрала и рассеянно повертела нечто темное и округлое.
— Выпало из багажа, — подсказали ей. — Вон оттуда…
На указанном кресле стояла моя сумка, которая сейчас завалилась на бок.
— Ваше? — Малич хмурился, стараясь незаметно растереть ушибленный при тряске локоть.
— Впервые вижу, — не задумываясь, отперся я.
А потом мы разом дернулись, внезапно осененные одним и тем же.
И оба опоздали.
Я еще успел заметить, как исказилось ужасом лицо Малича, а затем предмет
Вместе со звуками (оглушающий скрежет, свист и бешеный вопль раненого самолета) внутрь салона через рваные дыры ворвался ледяной ветер, тугой и неукротимый. Снес людей и багаж, разодрал края обшивки, выковырнул наружу все, что смог.
Повалился, хватаясь за поручни Малич. Меня бросило сначала на стенку, поволокло по креслам и вытянуло через кривую прореху в борту наружу. Вместе с ворохом вещей. На миг стало тихо и ослепительно. Мир перевернулся величественно, как панорамная экспозиция в музее — блистающее небо в перистых облаках, переливающийся океан, тронутые зеленью острова с обеих сторон… Так близко — уже даже людей видно.
И все.
Дыхание перехватило. Ветер выбил слезы из глаз, ударил по ушам. Подо мной образовалась страшная пустота. Где-то далеко вверху остался исковерканный самолет; оттуда накатила и толкнула в спину на прощание упругая, теплая, пахнущая гарью волна воздуха.
И неудержимо ринулась навстречу гладь океана, неровно, рябью блистающая, словно исполинский, изрубленный щит из металла.
Померещилось, что воздух вдруг уплотнился, обвился кольцом, пытаясь удержать. Потом еще раз и еще… но тщетно, страховочная воздушная паутина хоть и сдерживала падение на секунды, но тут же рвалась.
А потом меня расплющило. Во всяком случае по ощущениям очень похоже. В глазах стемнело, кости затрещали, а внутренности облепили позвоночник. Вода ударила, словно ледяная кора, с запозданием разошлась, принимая в темные, удушающие объятия и обрадовано поволокла вниз.
Сверкающая пустота стала мутно-зеленой, вязкой. Я оглушено завис — не шевельнуться, не вздохнуть. В голове шумела, перекатываясь, багровая чернота. В ушах нарастал томительный болезненный звон. Далеко вверху постепенно гасло свечение поверхности.
Опять тонуть? Ну уж нет…
Соленая, страшно холодная вода ела глаза, из ноздрей текла кровь — я мельком замечал дымчатую, тянущуюся мимо щеки темную струйку, руки и ноги налились тяжестью, но я тащил себя наверх. Если жив, значит, еще не конец.
И океан сдался, отпуская добычу.
На поверхность, снова засверкавшую солнечной чешуей, я выполз, расталкивая воду, словно увесистые глыбы. Опрокинулся на спину, жадно втягивая перемешанный с водой воздух.
А потом услышал плеск весел и звонкий встревоженный голос:
— Я сейчас!.. Сейчас!
Кашляя и щурясь, повертел головой, пока не заметил округлую тушу подплывающей лодки, над которой трепетал полуспущенный ярко-белый парус. И не успел обрадоваться, потому что между лодкой и мной вода внезапно забурлила, выпуская зубастую, круглоглазую тварь с торчащими, словно веера ушами. А вторая такая тварь уже плыла рядом, изгибая длинное змеистое тело. Я закачался на волнах от ее движения.