Тень на обороте
Шрифт:
— Не одиноко вам тут? — полюбопытствовал я, провожая взглядом фигурку мальчика, бредущего вслед за голенастой коровой.
— Нет, — собеседница снова строго поджала губы, продемонстрировав ямочки под скулами. — Будет не слишком дерзко с моей стороны предложить этот дом в качестве временного пристанища?
Я с любопытством уставился на нее. Илга покраснела сконфуженно. Желание избежать какой-либо определенной формы обращения вынуждало ее строить весьма замысловатые фразы.
— Там тепло, и я могу взять на себя смелость подобрать несколько сухих вещей…
—
— Из гардероба моего жениха, — сухо поправила Илга.
Сразу за входной дверью, утепленной шторкой из плетеных водорослей, начиналась большая гостиная, своим округлым сводом и фактурой стен напоминающая выточенный водой грот. Пол выстлан циновками. Под самым потолком болтались связки трав, отчего внутри пахло не морем и камнем, а полуденным лугом. Слишком назойливо пахло, будто хозяева стремились этим ароматом скрыть что-то другое.
— Мы ремонт собирались делать, — с какой-то затертой привычностью пояснила Илга. — Как только руки дойдут.
Мне почему-то вспомнилось собственное перманентное желание привести в порядок хотя бы часть Черноскала. Масштабы, может, и разные, да отговорки одни и те же.
— Ой, у вас снова кровь… Я сейчас! — девушка огорченно всплеснула руками и метнулась в комнату справа.
Я, зажав кровоточащий нос, с любопытством озирался.
На каменной полке большой стеклянный пузырь с лупоглазыми рыбами, которые тускло освещали скудное жилье. Дешевле, чем заливать огненную воду. Зато рядом, на соседней полке старинная, немалой ценности доска для игры в перевертыши и тяжелые книги в дорогих, позолоченных переплетах, заботливо завернутые в полупрозрачную рыбью кожу от сырости: «Динамика каменной жизни», «Архитектура Воды и Солнца», «Музыка гранита»…
Ну, тяга к книгам у меня патологическая. Я машинально взял самую большую, без названия, что лежала поверх других — грубо сшитые, потемневшие от времени листы бумаги. На раскрывшемся развороте от руки нарисован план то ли замка, то ли крепости «Гнездо Цапли». Ах да, это же, кажется, на острове Стозерцаль, логово пре-герцогов Цапелей.
Как, однако, жизнь людей швыряет, если создатель одного из самых блестящих замков закончил свой путь в этом странном доме…
Вернулась Илга, передала мне свернутый из ткани мокрый узелок, источавший острую вонь раздавленной медузы-кровоеда, затем разложила на скамье ворох одежды — крупной вязки серый свитер и куртку из залоснившейся замши.
— Чистая! — снова с некоторым вызовом заявила Илга и деликатно удалилась.
Может, и чистая (пахнет травяным мылом), да только мне не по размеру. Руки Илгиного жениха точно короче моих. Я без особого успеха попытался натянуть рукава свитера на запястья.
— А это от болезней, — из принесенной Илгой темной бутыли, простецки заткнутой кожаной скруткой, полилась в чашку отдающая ромом и опять-таки чем-то травяным жидкость. — Из еды только сушеная рыба… И вчерашний хлеб с сыром, — слегка смущенно призналась спасительница.
— Чья это работа? — с опаской пробуя незнакомый настой, поинтересовался я и указал на каменную полку, где стояло несколько небольших картинок,
— Яннек делал. И я немного.
Я снял картины с полки и присмотрелся повнимательнее. И в самом деле работы отличались, но не качеством, а манерой художников. Вот этого морского охотника на промысле делал один мастер, а вот этот утренний пейзаж — другой. Нет, скорее, другая.
— Твоя?
— Да, — неохотно подтвердила девушка. — Но больше я этим не занимаюсь.
И было что-то такое в выражении ее лица, что я воздержался от дальнейших комментариев. Обычно художникам приятно, когда хвалят их работы, но, видимо, не в этом случае. Или мне не следовало без разрешения прикасаться к ним?
— Яннек — твой жених?
— Да.
— Чем он занимается? — я пытался проявить вежливость.
— Умирает, — жестко отрезала Илга, забирая у меня картины и возвращая их на полку. — И он умрет еще быстрее, если я стану тратить время на мозаику вместо того, чтобы зарабатывать деньги перегоном стохвостов.
Серьезная девушка. И заботы у нее серьезные. А тут я свалился с неба на ее голову.
— Что бы ты хотела в награду за свою помощь? — воспользовавшись удобным (или не очень) моментом, осведомился я.
Плечи девушки напряглись. Она обернулась, и мгновение казалось, что сейчас быть мне сию минуту испепеленным ее рассерженным взглядом. Однако обошлось.
— Благодарствую, господин, — от холода в голосе девушке едва не заледенели светящиеся рыбы в пузыре на полке. — Лучшая для меня награда — доставить вас в целости и сохранности к переправе. Как можно быстрее, — скучно прибавила она.
Плохо предложил, с досадой решил я. Ей, похоже, действительно нужны деньги, но гордость — штука сильно неудобная. И избавиться трудно. Только обойти исподволь.
* * *
…От Илгиного дома до деревни вела утоптанная дорога, по обочинам размеченная позвонками китов. Солнце уже миновало зенит, но все еще припекало, разбиваясь на слюдяных сколах камней радужными брызгами.
— Вон там у нас пруд для крапов и мельница, — сначала без энтузиазма, но постепенно воодушевляясь, рассказывала Илга, помахивая в нужную сторону прихваченной связкой красноватой сушеной рыбы. — А вон там поймали скального грифона и из черепа сделали для барона светильник. Только, по слухам, барон продал его в город за большие деньги… А вон там спящий ельник, раньше ели были живые, но маги посоветовали их усыпить…
Ельник выглядел жидким и больным. Кривые стволы никли друг к другу, кутаясь в облезлую сизую хвою. Корни густо усыпали желтые и бурые иглы. Сон явно не пошел елям на пользу.
— …это пугала, чтобы отгонять космачей. Они раньше только зимой выходили, а сейчас круглый год.
Пугала, зловеще растопырившие кривые руки-лапы неподалеку дороги, определенно производили впечатление на непривычных, но что за космачи такие?
— А вон там дом ссыльного барда из западных колоний.
— У вас тут все ссыльные или изгнанные?