Тень пустоты
Шрифт:
Я думал, что Идрис решит возвращаться после какой-нибудь из очередных ночевок. Но он остановился посредине дня, в месте, не лучшем для лагеря.
— Чуть посидим, перекусим, и я назад. Нужно дойди до них до прыжка. У тебя еще есть запас, у меня тоже, но он не такой уж и большой. Вернусь, проверю как у них там в бухте, и прыгну. Если никого не встретишь, постарайся дойди до реки, четыре-пять переходов. Лучшего место для временного лагеря не найдешь. Большая река, но медленная. Раньше там… Впрочем, неважно, теперь этого поселения там нет, а кости ты найдешь и сам.
Я кивал,
Когда он уходил, Идрис приобнял меня и сказал:
Не забывай: правильно дыши. И помни — живые всегда важнее мертвых.
И вот я иду по этому берегу один. Где-то позади меня, с каждым днем все удаляясь, к бухте идет другой шагающий. Мы все дальше друг от друга, и я чувствую пустоту этого мира все сильнее. Иногда хочется подойти к морю, и швырнуть туда что-нибудь, кусок от рыбы, чтобы увидеть, как что-то живое в море реагирует, нападает, охотится, ест. Живет.
Иногда я трогаю лишайники на камнях, чтобы почувствовать, что жизнь здесь все-таки есть, хотя бы такая.
Я иду вдоль пустынного берега, встречаю опустошенные стоянки, иногда выбеленные скелеты неподалеку, иногда — вообще ничего.
Останавливаюсь лишь тогда, когда понимаю, что это абсолютно необходимо. Но не спешу. Спешить мне теперь некуда. Это не стометровка, даже марафону далеко до моего пути по этому берегу. Чаще всего я смотрю вперед, но скорее по инерции, совершенно не ожидая никого там увидеть. Ни врагов, ни друзей.
Почему-то я чувствую, что здесь нет никого. Никого на много дней пути вокруг. Ближайший человек сейчас далеко позади меня, и уходит все дальше. А я — все дальше ухожу от него. Никого впереди я больше не увижу, и никакой Слой здесь не прячется в глубине материка.
Может, его покинул даже Слой, за все то, что люди натворили здесь, на этом берегу. Фанатики или нет — но они должны платить за содеянное.
Я вышел к реке на четвертый день, нашел поселение, и кости поселенцев. Ушел наверх по течению реки, в поисках моста. Моста не оказалось, не парой часов выше нашелся оборудованный брод. Который тоже пустовал, с обоих сторон.
Я даже не стал переходить на ту сторону. Уже поздно. На этой реке закончится мое путешествие на этом шаге в этом мире. Я ушел еще выше по течению, нашел укромное место, где можно было переночевать.
Но даже ночевать я не стал. Посмотрев в зеркало быстро бегущей по камням воды, я понял, что можно отправляться дальше. Там, где-то в небе, отраженном в воде, мне уже чудились другие миры.
Надежно спрятал вещи, проверил, что не оставил лишних следов. Лег на теплый камень в маленьком закутке между камнями, и закрыл глаза.
Пора.
III. Интерлюдия. Напролом
Каждый раз мне приходится спрашивать себя — что вселенная хочет мне сказать, отправляя меня в новый мир.
Я хотел попасть на станцию. На орбиту Колизея. К Хакеру. Узнать, как у них вообще дела, а помимо этого, у меня накопились вопросы непосредственно к нему. Чтобы пройти всеми этими мирами, преодолеть все заслоны, которые встают на моем пути, мне нужна была любая помощь,
Возможно, это и была станция, но явно не та, на которую я рассчитывал.
Огромный зал, дальние ряды и стены которого терялись далеко в тени. Вокруг меня — круг из сидящих на коленях монахов, с бритыми головами, у пятерых из семи — на месте левого глаза в череп входил металлический механизм, заменяющий и глаз, и средство доступа к самому мозгу. Я это просто знал, видел, чувствовал. Что это не просто какая-то нашлепка поверх глаза — чтобы поставить эту штуку, они удалили глаз и подсоединили ее напрямик к глазному нерву — одному из самых мощных каналов связи в человеческом теле. Плоская шина вела от этого устройства назад, через висок, и вторая часть устройства висела, вживленная прямо над ухом. Надо полагать, перехватывала и слуховой канал связи, чтобы еще расширить скорость. Вопрос только — для чего эта скорость им понадобилась.
Во втором ряду, сидевшем чуть выше и дальше, метрах в пяти от меня, в шахматном порядке от первого ряда, расположилось уже четырнадцать монахов. Третий круг — десять метров от меня и под тридцать монахов. Почему-то я был уверен, что их в нем двадцать восемь, но пересчитывать уже не стал. Идеальные круги из монахов, идеальное расстояние между ними в каждом кольце, которое регулировалось радиусом каждого круга. И я в центре. В каждом следующем ряду монахов со встроенными устройствами было все меньше, и вдали, насколько я мог видеть, их вообще не было — обычные монахи. В некоторых местах, абсолютно хаотично, без всякой системы, сидели монахи, одетые не в светло-желтые одеяния, как все остальные, а в темно-красные, с капюшонами. Но в остальном — они ничем не отличались от остальных. Кто это? Особый орден внутри ордена? Или просто хаотический вброс цвета в общую картинку, чтобы отвлечь мое внимание?
Мантра, повторяемая ими всеми, звучала буднично, и началась явно не с моих появлением. Я знал, что это. Был уверен, что знал. Они концентрировали точку прибытия шагающих в их мир. Для этого все круги, фигуры, заклинания.
Я такое уже видел, в другом мире, в другой обстановке, но суть не менялась.
Я развернулся, резко как только мог, ожидая увидеть позади себя еще одного монаха, одиночного, с кинжалом, занесенным для ритуального заклания.
Но в центре этого зала я был один. В этом мире не собирались меня убивать. Плохо. При такой подготовке к моему прибытию — путей всего два, уж это я знал хорошо. Либо убить, изгнать меня из их мира, либо — пленить и использовать.
Я не был готов к еще одному плену. Во второй раз может повезти значительно меньше, чем в мире островов. Я насмотрелся на примеры.
У меня за спиной, во втором ряду, сидел еще один монах, и у него были вырезаны оба глаза. Но меня привлекло не это, а то, что он, в отличие от остальных, не удовольствовался беспроводным соединением. Широким лохматым шлейфом назад от него уходили кабеля, сливаясь у него за спиной с полом, растворяясь в нем. Прямое подключение. Это что же он такое делает, что ему понадобился такой широкий канал?