Тень пустоты
Шрифт:
Я встал. Не так у меня и много времени, дышать здесь, как всегда нельзя — дыхание это риск.
Технически, моя смерть через несколько минут неизбежна, но каждый вдох перезапускает таймер.
А здесь в воздухе могло быть что-то, что лишит меня воли, усыпит, и позволит монахам взять надо мной контроль, не дать умереть.
Красные монахи качнулись вперед, как только я поднялся. Мантра, которую бормотал весь этот хор, чуть усилилась, но мантра была лишь покровом, маскировкой, методом концентрации. Основную работу сейчас делали красные, я уверен.
Как только они качнулись, мое сознание затуманилось. Захотелось лечь обратно,
Ну нет. Вы же не думали всерьез, что со мной будет так просто? Я вспомнил голгофу, призрачный корабль, путешествующий между мирами, и себя — распятого на кресте, корчащегося от боли, пока из меня выкачивали энергию.
Это взбодрило.
Даже небольшие шаги давались тяжело. Красные как-то влияли на мое сознание, под шум читаемых молитв, и переставить ногу с места на место оказывалось так тяжело, словно весь этот мир находился на тяжелой планете с усиленной гравитацией. Я даже почти верил, что так и было, если бы только эта гравитация не менялась в зависимости от степени затуманенности моего сознания. Становилось то тяжелее, то легче.
В моей голове забил колокол. Большой Слепец пришел на подмогу. Я сделал еще несколько неровных, нескладных шагов, не пытаясь двигаться равномерно, а, наоборот, двигаясь в странном ритме колокола. Он прекрасно разгонял туман, и монстров в нем.
Теперь он разгонял туман в моей голове, и монстров, пытающихся в ней поселиться.
Мои рваные неритмичные шаги, обманули красных монахов, обошли монотонную молитву, вошли с ней в диссонанс. В голове прояснилось, и я добрел первые два с небольшим метра, дошел до первого круга, но пропустил его, монахов справа и слева от себя. А они сидели, не двигаясь, не поворачивая ко мне голов, шевелились лишь их губы, продолжая повторять молитву.
Лишь когда я преодолел первый ряд, что-то поменялось. Сначала мне стало легче, голова прояснилась, — словно я вышел из фокуса их линзы и их ментальное давление резко ослабло.
Показалось, что в зале стало чуть светлее, и я увидел еще больше рядом монахов, сидящих дальше, смотрящих в центр, на меня. И красных тоже прибавилось.
Они снова качнулись, красные балахоны.
Ощущение было такое, что меня ударили чем-то тяжелым, большим, огрели огромной тугой подушкой.
Я покачнулся и сделал шаг назад. Голова переставала работать совсем. Но может, ей и не надо? Я развернул стопу, уперевшись в нее, словно двигался навстречу ветру.
Они воздействовали на мое сознание. Грубо, не размениваясь по мелочам, пытались навязать мне то, что возможно, и не существовало совсем. Ни этой силы тяжести, ни сонливости. Да даже этих монахов, возможно, и не было.
С такими мыслями легко вновь приблизиться к сумасшествию. Но, может быть, мне оно и надо. Спрятаться в безумии, в котором они не смогут на меня давить.
Осталось лишь взять нужный мне онейроид по классификации Снежинского. Доказать себе, что этот мир иллюзорен? Да легко, в половине случаев я и сам не знал, попал ли я в новый мир или мне это только померещилось. Потеряться во времени, в пространстве, еще лучше в собственной личности? Отлично, я так далеко от дома, что потерялся во всем этом давным-давно.
Одна проблема — все это не только прятало меня от них, но и блокировало мою возможность действовать.
Но я подготовился. Подготовится заранее — это важная часть успеха. Поэтому
Несуществующий ветер стих. Чудовища внутри монахов продолжали бормотать, красные — предсказывать мне глубокий и крепкий сон, но все это шло словно мимо меня. Все они были подставными, ненастоящими. И среди всех них самым ненастоящим был вон тот, впереди меня, у которого провода вылезали из головы — настолько сильно он подменил настоящего монаха.
Я легко сделал оставшиеся пять-шесть шагов до второго круга. Убивать чудовище, занявшее место монаха, я не хотел. Ведь тогда погибнет и сам монах. Да и не нужно. Я взял его за руку, присел рядом с ним на одно колено, и подставил вторую ногу, положив на нее свою руку.
Резко и сильно нажал. Чудовище дернулось, само, или, может быть, где-то далеко внутри него захваченный монах все же почувствовал боль. Кость порвала мышцы и кожу, дав мне так нужное мне оружие.
Не до жалости. Подлечится, если чудовища отпустят его, уйдут из его тела за ненадобностью. Если же они здесь навсегда, подменили его полностью — тогда тем более. Что мне жалеть чудовищ.
Я поставил его руку на пол, похоже, растягивая или ломая ему еще и запястье, и упал шеей на острый обломок кости, вышедшей наружу. Красные монахи дернулись, молитва начала отдаваться в голове рокотом, заглушающим даже мой набат. На всякий случай я попробовал еще дернуть костью, разодрать себе горло посильнее, но сил на это уже не хватило. Вся изувеченная рука монаха, его вывернутая ладонь, каменный пол подо мной быстро накрывала кровь, хлещущая из моего горла.
Удачно попал.
Лишь в последний момент, уже окончательно теряя сознания, валяясь на полу, я почувствовал что-то инородное на своем бедре, настолько давно там находящееся, что я уже перестал его ощущать. Колышке, привязанные петлей на лозе, были по-прежнему со мной.
Зря я тут все усложнял.
III. Глава 7. Символ знаний
Не всегда можно понять, траектория прыжка — это случайность, или кто-то решает за тебя, куда именно ты должен попасть. Или ты попадаешь как раз туда, куда стремишься. Должен попасть, просто еще плохо научился, поэтому периодически промахиваешься. Слабо стремишься.
Но самый интересный, забавный в своей недоказуемости вариант — это ты попадаешь не куда хочешь осознанно, а туда, куда тебя ведет твое мудрое подсознание. Может, и не слишком мудрое, но точно поумнее тебя самого.
Я очнулся в обители. Интересно меня, конечно, завернуло, да еще и с такими остановками в пути. Хорошо, хотя бы в известном мире, в спокойном мире. Что-то я не был сейчас готов к приключениям.
И Обитель как нельзя лучше подходила для того, чтобы передохнуть, осмотреться, осмыслить все произошедшее, прежде чем двигаться дальше. Спасибо, дорогое подсознание, что привело меня сюда.