Тень пустоты
Шрифт:
Как всегда, я проверил растения, поправил полив, обеспечил себя едой. А после завершения рутинных ежедневных занятий двинулся к своему розеттскому камню. Теперь у меня было, что на нем выбить. Были сомнения, после того, как я встретил многих шагающих, совершенно не тех, с которыми бы я хотел делиться хоть какими-то знаниями. Я начал лучше понимать, почему большинство дверей в личные покои здесь заперты, и не просто заперты, а надежно закрыты, еще и с сложными для чужеземца загадками, без которых их не открыть.
Так-то так, но в Обители давно никого не бывало.
Да и кроме того — знаки создателей Ковчега, поставленные в соответствие с символами языка Земли — еще потом попробуй расшифруй, если не знаешь ни одного из этих двух языков.
Поэтому первое, что я сделал — это нанес на свой камень, наверху которого все то время, пока я работал, сидел светлячок, все символы, что я запомнил с Ковчега, и их наиболее вероятные значения.
Светлячок. Кстати, о нем. Вероятнее всего, теперь я был в этом убежден, все эти светлячки были сделаны не здесь. Их притащили сюда, возможно, зарядив только на однократный прыжок, кто-то притащил, обладающий технологиями, схожими с теми, что сотворили призраков. Кто-то более гуманный и использующий свои знания для мирных целей, а не для завоевания миров.
Очень на это похоже. Энергетическая сущность, обладающая развитым искусственным сознанием, при этом молчаливая и способная совершить прыжок. В случае светлячков — однократный, почему-то я был в этом уверен.
Тысячелетиями позже кто-то воспользовался той же технологией, чтобы начать штамповать призраков и рассылать их для завоевания миров.
Я потратил на высечение на камне несколько дней, да и то — внес только необходимый минимум, а остальное оставил на глиняных табличках. Мне не терпелось попробовать использовать знания нового языка на практике.
Эта дверь была заперта изнутри. И символы на ней — их высек шагающий из расы создателей Ковчега, я уверен. Раньше я нашел еще несколько надписей на этом языке в разных местах Обители, но они не представляли для меня интереса — только как способ набрать побольше знаков, лучше понять язык, как таковой.
Сухой язык, почти безэмоциональный. Язык расы, давно распрощавшейся с эмоциями и заменившей их на мудрость и знания.
На двери, насколько я мог понять, было написано «Чтобы вернуться в начало, нужно идти с конца».
Не так много вариантов, пять каменных кнопок, кубических камней, высеченных, вставленных в дверь, управляющих ее запорами. С конца в начало. На каждом из камней были нанесены простые насечки, от одной до пяти, позволяющие предположить какая именно кнопка последняя, а какая — первая.
Я нажал их все в обратном порядке, и дверь, управляемая механизмами, примерно схожими с тем, что стоял и на моей двери, на двери древнего римлянина, откатилась в сторону.
Почему-то я предполагал увидеть внутри небольшую келью, столик, каменное ложе. Также, как и у себя.
Вместо маленькой опочивальни
Символы были на табличках, на стенах, даже на полу. Здесь была сокровищница знаний, которые оставалось только расшифровать. Мертвый язык трудно изучать, и я до сих пор не понимал большую часть слов. Но начало было положено.
Если рядом встречаются два знакомых слова, то можно предположить значение третьего. Потом найти это третье слово в другом месте, подставить возможное значение, покрутить-повертеть, насколько оно подходит.
Но все это была работа на долгий срок. Я притащил сюда все глиняные таблички, что у меня были наготове, и принялся за перевод. Даже спал прямо в этой библиотеке. Он, древний шагающий, писал все эти каменные скрижали давным-давно. Закладывал фундамент знаний, о которых я и мечтать не мог. И все они были где-то здесь, рядом. На этих камнях.
Но я мог понять далеко не все.
Все стены были исписаны. Иногда, когда я осторожно вытаскивал камни с надписями из ниш, то оказывалось, что и внутри ниш тоже есть надписи, и в глубине темных стен. Пещера к концу сужалась, но даже там, в самом конце, я нашел записи, сделать которые можно было только буквально протиснувшись в узкую щель между смыкающимися стенами и написать что-то и там.
Он использовал все свободное пространство.
«Воспоминания могут быть катализатором перехода. Чем больше ты вспоминаешь о мире, в котором был, тем сильнее ускоряешь переход с одновременным повышением вероятности попасть в тот мир, о котором вспоминал, или в похожий на него».
До этого я уже дошел и раньше, но хорошо было наталкиваться на такие таблички, потому что когда мои знания совпадали с тем, что было написано в камнях, мне удавалось изучить еще одно-два новых слова, и применять их дальше.
«Зеркала могут быть катализатором перехода. Любые типы зеркал, и этот катализатор работает лучше, если в зеркале отражаешься ты сам». Рядом с этой табличкой лежал камень, тщательно подобранный — с очень мелкозернистой структурой, ближе всего к мрамору или граниту, и так же тщательно затем отполированный. Местное зеркало. Я торопливо накрыл его одной из каменных табличек. Ускорять переход мне сейчас было совсем ни к чему. Еще один маркер, удачно попавшийся мне в руки, и позволяющий изучить новые слова.
«Можно шагнуть куда захочешь. Как в известный мир, так и в новый. Для этого нужно хорошо владеть своим сознанием. Максимально тщательно представить себе этот мир. И, что важнее — себя в нем.» Частично я это знал. Частично — себя в нем? Интересно, надо будет попробовать.
«Это место таит в себе загадки тысячи миров. Знания многих идущих…» — это он об Обители, надо полагать? — «Но многие считают, что оно не одно в этом мире. Надо пробиваться, и где-то рядом могут быть такие же места, больше или меньше. Их надо объединить, объединить тоннели, объединить знания, объединить идущих»