Тень смерти
Шрифт:
— Ы тар тсат мур рон, кут?
– с надеждой спросила Дрисадалия.
– Тар барат, кут? (ороч. «Ты ведь тоже будешь… где-то здесь, да? С тобой все будет хорошо?»)
— Мар кут… Мар рох во ро-мара… ы мар рох гарыдан ошиг ку-ку рох дат. (ороч. «Конечно… Я ведь уже делала это две дюжины раз… и сделаю еще дюжину дюжин прежде, чем все закончится.»)
***
Еще двадцать четыре года спустя.
Прошли годы. Как и предвидела Шиссат, после смерти Рагара началась смута, в результате которой к власти пришел сын младшей жены императора Дахок, которого вскоре сменил его молодой, но предприимчивый племянник Ракшас. У орков не было какого-либо традиционного порядка престолонаследия, потому каждому новому правителю приходилось подчинять почти каждое племя заново. Однако костяк Империи — семь кланов, поклонявшихся Белой Змее — оставался единым, скрепленный общей богиней и общими золотыми шахтами. Этих сил было более чем достаточно, чтобы привлечь другие племена к участию в имперских
Шиссат жила среди шаманов, верная своему обещанию оберегать Империю. Орки, хотя и не знали о том, что их богиня все еще скрывается среди смертных, уже успели привыкнуть к помощи змеиных «воинов-жрецов» и больше не возражали против участия шаманов и даже шаманок Белой Змеи в битвах. Желая, чтобы так продолжалось и дальше, Шиссат взяла тело старой и уважаемой шаманки и от ее имени обучила молодых шаманов некоторым из тех ее приемов, для использования которых быть духом не требовалось, а затем вновь сменила тело и окончательно затерялась среди собственных учеников и последователей. В каждом сражении она была неподалеку от императора, но все остальное время посвящала воспитанию учеников и разнообразным шаманским фестивалям. Научившись шить, запасать солонину и танцевать с бубном, Змея чувствовала себя старушкой, удалившейся на заслуженный отдых — до тех пор, пока смертные вновь не вмешались в ее привычный быт самым бесцеремонным образом.
На пятом году правления императора Ракшаса у Гномьих Врат вспыхнуло восстание рабов-людей, поддержанное исконными врагами Империи — гномами Кналга и эльфами Линтанира. Племена орков всегда охотно объединялись между собой для набегов, сулящих добычу и славу, но никто не хотел тратить время на подавление восстаний — в итоге Ракшасу пришлось постоять за честь Империи лишь во главе сил семи главных кланов и племени Черного Клыка, которому и принадлежали восставшие рабы. Людям же удалось скрепить личными привязанностями и обязательствами союз рас, которые обычно ненавидели друг друга едва ли не сильнее, чем орков — эльфов, гномов, людей и личей. Конечно, такой альянс не мог просуществовать долго — мертвецы и эльфы покинули его уже в следующем поколении — но его сил хватило на два выдающихся свершения — союзники убили Ракшаса и основали в окрестностях Гномьих Врат государство, позже ставшее известно, как Альянс Кналга.
Вместе с императором погибла и Шиссат, до последнего защищая того, кого мысленно называла «внуком», хотя он и происходил от другой жены ее Хозяина. Под конец сражения Змея отбросила даже желание сохранить свою тайну и сражалась со всей силой и яростью духа злобы, не приняв лишь своей истинной формы, которую ее тогдашняя носительница не смогла бы поддерживать. Но в конечном счете, даже богине не удалось изменить ход сражения и она была побеждена воительницей не менее яростной, чем она сама — эльфийкой по имени Сизаль, стремившейся во что бы то ни стало лично убить императора, чтобы отомстить за смерть своего возлюбленного. Разумеется, встреча с Шиссат не позволила ей сделать это — едва убив Змею, она стала ее следующим сосудом, однако для богини в этом было мало радости. Ракшаса убил кто-то еще, а захваченная эльфийка оказалась невероятно своенравным и стойким носителем. Впервые Шиссат оказалась в теле кого-то, кто ненавидел ее так же сильно, как ненавидела она, кого-то, кто обладал волей достаточно сильной, чтобы, даже приняв в себя тысячелетние воспоминания духа злобы, все еще отделять себя от змеи. Когда Шиссат попыталась заставить Сизаль напасть на других эльфов, та сломала себе правую руку и едва не отгрызла левую. Затем были борьба, конвульсии и бесплодные попытки эльфийских лекарей понять, что происходит. Наконец — через одиннадцать дней после гибели Ракшаса — слияние змеи и эльфийки завершилось. Как и обычно, родившаяся личность была одновременно и Шиссат и Сизалью. Отличие было в том, что, в то время как змеиная природа и воспоминания орочьей богини требовали немедленного уничтожения всех эльфов, эльфийская воительница никого убивать не собиралась. Она смогла сдерживать себя достаточно долго, чтобы подать прошение об отставке и уйти в горы — подальше от лагеря союзников — где поймала и сожрала тролля.
На этом страдания Шиссат не закончились — неспособная контролировать свой новый сосуд полностью, она, тем не менее, полностью управляла его инстинктами и желаниями. Каждый раз, когда эльфийка видела человека, гнома или другого эльфа, у нее возникало непреодолимое желание его сожрать, а каждый раз, когда она видела орка-барата, то хотела ему отдаться — однако эльфийский разум восставал и против того, и против другого, потому Сизаль держалась подальше от любых живых существ, летом стараясь уходить как можно выше в горы, а для зимовки выбирая самую пустынную долину. Мучаясь от голода, она месяцами удерживала себя от убийств, позволяя себе поесть лишь тогда, когда ей попадался тролль или гоблин. И змея и эльфийка попали в ловушку, зажатые между упрямством противницы и собственным инстинктом выживания —
И вот однажды весной — позже она узнала, что то была весна шестьсот пятьдесят третьего года веснотской эры — эльфийка грелась у костра, когда почувствовала знакомый запах. Кому он принадлежал, она, впрочем не вспомнила, да и времени подумать ей не дали — буквально через полминуты обладательница запаха, ловко соскользнув по мокрому мартовскому снегу, спустилась с холма и оказалась рядом. То была оркша, которую Шиссат не видела очень давно, но узнала бы среди миллиона орков — впрочем, чтобы узнать Дрисадалию, не обязательно было быть ее матерью — чего стоил хотя бы ее уникальный светло-серый оттенок кожи. Живя в теле эльфийки-отшельницы Шиссат потеряла счет времени, но по ее представлениям Дрисадалии должно было быть примерно полторы сотни лет, однако оркша не выглядела старой — лишь очень взрослой. Она была на голову выше Сизаль и носила традиционную орочью прическу, стягивая свои белоснежные волосы в конский хвост на самой макушке. В руках у нее был посох с отметинами, обозначающими, что она — старейшина клана Белой Змеи, а плечи были укрыты шалью из шкуры леопарда. Наметанный глаз Шиссат узнал и других животных, мех и шкуры которых пошли на одеяния ее дочери — то были черный медведь, огненная лиса и песец. Во времена, когда Змея еще следила за орочьей модой, мало кто из вождей мог позволить себе одежду столь дорогую, как та, что носила ее дочь.
— Мар шисат тар, кураран (ороч. «Я нашла тебя, матушка»), - усмехнулась оркша.
— Дрисадалия, хат тсат! (ороч. «Дрисадалия, не подходи!») - успела выкрикнуть Шиссат, воспользовавшись секундным замешательством эльфийки. В следующее мгновение Сизаль уже подхватила копье и набросилась на Дрисадалию… но была встречена мощной струей зеленой жидкости, которую оркша выпустила из посоха. Отброшенная воительница упала на землю. Одежда у нее на животе растворилась, а кожа покрылась ожогами — что означало, что Дрисадалия обнаружила у себя способности, которыми ее мать не обладала. Будь зеленая жидкость едким ядом, он не причинил бы сосуду Шиссат никакого вреда, но похоже, что это была какая-то кислота неживотного происхождения.
— Мар шисат, кураран, - произнесла Дрисадалия.
– Паран-отак га тар ы хат слухат. Рсакжун толкат мар хат башга шмот паран-отак рагат-швах трул ы мар шисат тар во. Мар хат барат — кура тук, паран-отак кура дагак-варох. Мар рсак тар мара шотур — ры мар шисат тар ы во хат дат-дат! (ороч. «Я все знаю, матушка… Эта эльфийка захватила тебя и не отпускает. Охотники стали сообщать о странной эльфийке, разрывающей на куски троллей, и я поняла, что это ты. Прости, что так долго — эти горы очень большие, а она очень хорошо заметала следы. Понадобилось двенадцать лет, чтобы выследить тебя — но теперь, когда я нашла тебя, ей не сбежать!»)
Сизаль, впрочем, бежать пока не собиралась — заставив Шиссат превратить ее в змею, она с шипением устремилась к оркше. Но та бросила наземь свой посох, и тот тоже стал змеей — длинной тонкой змейкой с оранжево-черной кожей, которая ловко увернулась от клыков Шиссат и обвилась вокруг нее, связывая белую змею, будто веревка.
— Тар толкат тар хат га мар, - сказала Дрисадалия, вытаскивая кинжал.
– Ры мар га тар. Мур дат мур рон. (ороч. «Ты сказала мне тогда, что не хочешь мое тело… Но я все же заберу тебя. Пора вернутся домой, матушка.»)
В последний момент Сизаль успела превратиться обратно в эльфийку, и оттолкнуть оркшу высвободившимися из змеиных объятий ногами. Затем она вскочила и бросилась бежать.
И началась погоня. Впервые с момента, когда она попала в тело эльфийки, Шиссат получала удовольствие от происходящего. С одной стороны, в этой охоте она явно была жертвой — и ей всегда нравилось такое. С другой стороны, змею буквально распирало от гордости за дочь — пары минут наблюдения за тем, как она двигалась, хватило опытной убийце, чтобы понять, что Дрисадалия стала просто потрясающей воительницей — не говоря уже о ее новых чародейских способностях, которые, несомненно, были основаны на унаследованных от матери змеиных приемах — и превзошли их. Преследуя эльфийку, Дрисадалия превратила два огромных валуна в каменных змей, присоединившихся к погоне. Были и другие змеи — из плоти и крови, разнообразных окрасок и размеров — и все они преследовали Шиссат по земле, воде и воздуху. Змея с ужасом и гордостью осознала, что ни в одном из своих тел, включая и изначальную божественную форму, она не смогла бы победить свою дочь, не захватывая ее тела.