Тень железной руки
Шрифт:
— Верно, — согласился король. В его взгляде появилось любопытство.
— Так написано в законе Эдельберта Эркенвальда, полагаю, вы не вносили изменений в эту систему.
— Она прекрасно работает. Я не счёл нужным это делать.
— Но этот закон распространяется лишь на суд людей. Людей, склонных ошибаться. Я же взываю к суду поединком. Суду богов. Ведь кто может быть справедливее и беспристрастнее, чем боги?
Эдвальд Одеринг вскинул брови и поглядел на матриарха. Она тоже выглядела удивлённой. После этого он едва заметно улыбнулся и ответил:
— Хорошо, господин Эльдштерн. Вы действительно
— Я готов выступить в качестве защитника Карла Эльдштерна, — заявил Альбрехт, сделав шаг вперёд. Карл посмотрел на него полным изумления взглядом, а его губы беззвучно проговорили: «нет…»
— Что ж, — произнёс король после недолгих раздумий, — тогда и я вправе выбрать себе представителя…
В этот самый момент в лабораторию вернулся угрюмый командующий гвардией. Его кираса была перепачкана кровью, должно быть, Вайсу вновь сделалось плохо по пути.
— Сир Гильям Фолтрейн, — неожиданно обратился к нему король, — согласитесь ли вы представлять меня на суде богов и доказать виновность Карла Эльдштерна в поединке с его братом?
Командующий окинул взглядом дрожащего у стены алхимика и изо всех сил старавшегося сохранить самообладание Альбрехта. Он облизнул искривившиеся в хищной улыбке губы и, недолго думая, ответил:
— С большим удовольствием, ваше величество. Мой меч — ваш меч.
Глава 12
Перед тем, как покинуть Факельную рощу, Таринор сделал то, чего избегал долгие годы. Всякий раз, когда мысль об этом посещала его разум, он находил множество оправданий, но теперь настало время, наконец, сделать шаг. Наёмник купил лошадь.
Разумеется, на это его уговорила Мирана, которая порядком устала идти пешком. На резонный вопрос, почему бы ей, в таком случае, не обратиться птицей и просто не лететь следом, она сначала возмутилась, но после с грустным вздохом ответила:
— Разум. Он медленно угасает всякий раз, как я оборачиваюсь вороном. Поначалу, как только я открыла в себе это умение, то летала понемногу, изучала свои возможности. Но потом стала увереннее, начала проводить в облике птицы больше времени и… заметила, что сознание мутнеет. В голове будто туман, становится сложнее думать. Конечно, со временем помутнение проходит, но чем дольше я остаюсь птицей, тем дольше оно длится.
— И к чему же это может привести? — спросил Таринор, — Не сможешь превратиться обратно?
— Ты уже видел. Перед тем, как встретить вас, я летела несколько часов к ряду. К тому же голод… Я ведь так и не поблагодарила вас за помощь. Вот, возьми.
Девушка протянула хрупкую руку. С ладони Мираны на наёмника глядел глазами-рубинами уже знакомый дракончик из чистого золота, свернувшийся в кольцо.
— Отец подарил мне его на пятнадцатилетие, во славу дома Рейнар, как он тогда сказал. Теперь же нет ни отца, ни моего дома. Да и раз уж мне суждено прожить остаток жизни в чужом доме и под чужим именем, иметь при себе такие вещи небезопасно.
Таринор осторожно взял кольцо, которое при всём желании не налезло бы ни на один из его пальцев. В общем-то, он даже предполагал, где можно его продать и выручить неплохие деньги. Будет ли это равноценно награде,
Факельная роща служила важным перевалочным пунктом на Восточном тракте, так что найти лошадь на продажу оказалось нетрудно. Мирана, как выяснилось, на удивление хорошо в них разбиралась и, когда продавец с довольным видом спрятал в карман увесистую горсть серебра, она уверенно взяла животное под уздцы и повела за собой.
— Анхенская гнедая, — девушка ласково погладила лошадь по блестящему на солнце боку.
— Если ждёшь моей реакции, то напрасно, — ответил наёмник. — Нет ничего скучнее болтовни о лошадях. Когда кто-то на постоялом дворе за соседним столом заводил разговор обо всех этих луарских тяжёлоупряжных и халантирских полукровных, у меня вяли уши. Так что одну кобылу от другой я различу разве что по цвету.
— Анхенская гнедая — лучшее, что можно достать в этих краях. Отец говорил, таких используют королевские посыльные, а эта старушка своё отбегала. Она, конечно, немолода, но мы не станем её загонять. Повезло, что коневод не заломил цену за сбрую и седло.
— Дериан Рейнар научил тебя различать породы? — удивился Таринор.
— И ездить верхом, — сказав это, девушка ловко поставила ногу в стремя и мгновение спустя уже оказалась в седле. — Он считал, дочери Рейнаров не повредит этот навык. А вот мой брат… Кто-то ему рассказал, что отец хромает именно потому, что в детстве упал с лошади, поэтому Марис устраивал истерику всякий раз, когда его пытались усадить в седло. Бедный мой трусишка-братец… А ты почему боишься лошадей, Таринор?
Вопрос оказался для наёмника столь неожиданным, что тот даже остановится.
— С чего это ты взяла, что я их боюсь?
— Я вижу, как ты смотрел, когда я выбирала лошадь. И твой взгляд теперь. Ты не подходишь к ней ближе, чем на пять футов, и вздрагиваешь всякий раз, как она фыркнет. Раз уж я рассказываю тебе о прошлом, то и тебе не мешало бы. Я совсем ничего не знаю ни о тебе, ни о твоём спутнике.
— И чего тебе хочется узнать? Я наёмник, недавно посвящённый в рыцари. Тогмур — сын тана из северных краёв, что за Пущей.
— В таком случае, полезай в седло, — Мирана спрыгнула на землю и протянула Таринору поводья.
«И с чего девчонке вздумалось лезть мне в душу» — подумал он, осторожно хватаясь за кожаный ремень.
— Вот так. Рыцарь должен ездить верхом, — улыбалась девушка, пока наёмник карабкался на лошадь. Когда дело было сделано, он проехал несколько шагов и поспешил слезть.
— Ну, довольна? — буркнул он, возвращая поводья.
— Вполне, — коротко произнесла Мирана и выжидающе уставилась на Таринора своими большими светло-голубыми глазами, словно отражающими небесную лазурь.
— Ладно, твоя взяла, — вздохнул наёмник. — Не боюсь я лошадей, просто не люблю их. Битва на Руке лорда. На нас налетела эркенвальдская конница. Породу, уж прости, не запомнил. Тогда-то я и насмотрелся, как они копытами превращают лицо в котлету. Огромная неостановимая туша, ведомая ублюдком, который больше всего на свете мечтает срубить тебе башку… К тому же Эдвальду растоптал руку его собственный конь.