Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом

Рейман Андрей

– А тебе-то что?
– спросила она наконец дрожащим и слабым голосом.

– А то, что я не желаю тебе такой судьбы.

– Прощай, Назулдан. И берегись зла, - бросила она, а затем ушла прочь, громко хлопнув дверью. Несколько минут Йорвин простоял у двери в раздумьях, а затем поднялся наверх, где сидели морферимы.

– Она ушла?
– спросил Юрки. Йорвин кивнул и сунул руки в карманы. - О чем вы с ней там шептались?

– Да так...
– отмахнулся Йорвин.
– Опытом делились. Она меня предупредила, что заказанное нам задание может оказаться опаснее, чем мы предполагаем. Что там может быть что-то пострашнее людей.

– Это я пострашнее людей, - ответил Юрки.
– Я и Эйнари страшнее

десятерых голодных человеков. А если и Зу сможет пойти с нами, то враги сами будут бежать, поджав хвосты. Мне только нужно оружие.

– Оружие будет, - кивнул Йорвин.
– Это я тебе обещаю.

[1] Тьма, забери эту бестолочь (эльф. упр)

[2] Святые кости Налиджи! (эльф. упр.)

* Калроман - старинный танец жителей Норлима, позже ставший популярным в Мидшните, а затем и в Империи.

Глава XVI

Остатки эля из второй по счету пинтовой чарки Кейн вылил в рот и вытер рукавом усы. Рвущаяся на волю отрыжка не заставила себя долго ждать. В пепельнице дымилась скуренная наполовину сигара, которую Кейн сунул в зубы и задумчиво затянулся. Помещение трактира «Дубок-шептунок» было почти пустым, и было так тихо, что Кейн, сидя за столом у окна, слышал, как шелестит тряпкой Желудь, протирающий свежевымытые кубки. Полная женщина-разносчица средних лет, заметив, что один из клиентов допил свой эль и скучает, поспешила к столику.

– Еще принеси, - велел ей Кейн.

– А не хватит ли тебе?
– подбоченилась разносчица.
– Две кружки уже выпил. Окосел уже вон. Компот есть вчерашний, бродить начал...

– Я сказал, еще одну принеси, женщина!
– жахнул по столу кулаком Кейн, глядя в одну точку перед собой.

– Ой, Илтрис, помилуй!
– охнула женщина. Она собрала со стола опустевшую посуду и удалилась к стойке.

Кейн уронил голову на локоть. Мысль о том, что его лучший друг умер, не укладывалась у него в голове. Даже сам факт похорон и его участие в них сейчас казались сюрреалистичными, словно то был дурной сон. Но это не был сон. Это был знак. Знак того, что его застоявшийся образ жизни подошел к концу, а ему, Кейну, осталось лишь подготовить своей жизни достойный эпилог. Все эти мысли вперемешку с воспоминаниями бурлили и пузырились у него в голове, и даже две пинты отменного эля нисколько не притупили жжения в душе. Тем временем, разносчица принесла Кейну еще одну кружку с пенящимся напитком.

– Водки еще принеси, - сдавленным голосом пробурчал он.

– Какая тебе водка? Ты еле сидишь, - снова подбоченилась служанка.

– Что-то не припомню я, чтобы жену заказывал. Принеси водку, баба!
– разносчица надула и без того пухлые щеки и ушла за водкой. В этот момент дверь в кабак открылась и вошла крошечная девушка с черно-белыми волосами. Девушка приковывала к себе взгляд не только своими черно-белыми волосами, не только своими острыми ушами и кожей цвета красной смородины. Взгляд Кейна она приковала тем, что была облачена в пеструю меховую накидку, резко контрастирующую с традиционной одеждой местных. Кейн даже мог поклясться, что видел ее на ком-то еще, но пьяная голова отказывалась вспоминать. Эльфийка же прошла по кабаку как по своей прихожей, подошла к корчмарю Желудю, который при виде ее побагровел аки помидор, и дала ему несколько монет. После чего багровизна с лица Желудя сошла, и он нехотя кивнул лысой головой. Девушка все той же веселой походкой удалилась на второй этаж, где находились гостевые комнаты. Кейн проводил ее взглядом, а затем прильнул к третьему кубку эля и осушил его наполовину.

В трактир вошла шумная троица. Мужики были уже поддаты, что-то мололи меж собой и громко смеялись. У того, кто смеялся

громче всех, была длинная козлиная борода. Остальные были без бород, но лохматые как черти. Они уселись за один из столов, достали кости и принялись шумно играть. Когда к ним подошла разносчица, один из них заказал «самый лучший обед, какой может сварганить эта тошниловка», а затем шлепнул женщину по ягодице. Для скорости, видимо. Разносчица, однако, не отреагировала на вольность его рук никоим образом, кроме косого презрительного взгляда и ушла на кухню. Кейн же снова присосался к элю. Некоторое время спустя служанка принесла клиентам по тарелке грибного супа. Кейн даже вынул изо рта сигару потому, что аромат грибов и вареной картошки был бесподобен. Шумная компашка немного поутихла, принявшись за еду. С чмоканьем и чавканьем они очень скоро справились с супом и тот, что был пьянее всех, засвистел, приказывая подать второе. Второе никак не несли, и он засвистел снова. Затем ему вторили остальные два, и какафония из свистов заполнила все помещение. Даже посуда задрожала на столах. Кейн терпел, но предел его терпения иссяк потому, что вытерпеть такой гвалт, создаваемый всего тремя пьяницами, был способен разве что самый флегматичный табоист, либо человек, начисто лишенный слуха.

– А ну, позатыкались все на хрен, головожопы!
– взревел он, бахнув по столу кулаком, отчего тот подпрыгнул, но выдержал.

– Чу?
– обернулась троица.
– Это он нам, че-ль?

– Вам, вам, - брызнул слюной Кейн.
– И я настоятельно призываю вас заткнуть хайла к едреной матери!
– Троица несколько минут смотрела на Кейна, обомлев от такой смелости или безмозглой наглости.

– Да ты шизанулся, пердун, - наконец заговорил один.
– Грешно над убогими смеяться, так что мы притворимся, что ниче не слышали.

Принесли второе. По всему трактиру разлетелся запах овощного рагу и жареного мяса. Служанка едва успела донести еду до стола, посетители чуть не вырвали поднос прямо у нее из рук. Увлекшись едой, про Кейна они благополучно забыли, и тот сел обратно. Покончив с едой, они вновь стали галдеть. Еще громче, чем прежде. Вернулась служанка, чтобы забрать грязную посуду. Один из этой троицы, как бы невзначай, схватил ее за мягкое место и попытался залезть под юбку, но тут же получил кулаком в челюсть от... самой служанки. Вся троица, рассвирепев, вскочила на ноги, опрокинув стулья. В нетрезвых глазах разгорелся яростный огонь и желание ломать и крушить. Кейн тоже вскочил, готовясь защищать женщину, но пока он вставал и вылезал из-за стола, разносчица раскроила нос деревянным кубком первому, ткнула ребром подноса в гортань второму, и замахнулась на третьего но тот заскулил, сам рухнул на пол, закрывая пах и голову, скуля как побитый пес.

– Девять нециев за обед на троих, - с тяжелой одышкой сказала разносчица тому, который уцелел, ведь его друзья еле шевелились на полу, хрипя и следя кровью. Трясущейся рукой он залез в карман и высыпал горсть монет, затем вскочил, кое-как поднял с пола своих друзей, и вся троица шаткой походкой покинула трактир.

– Бой-баба!
– со смехом хлопнул в ладоши Кейн.
– Одна! Против троих! Хо! Держи-ка серебришка. На радость за храбрость, - сказал он и дал служанке несколько серебряных монет.

– Благодарствую, - с реверансом ответила она, принмая деньги. Затем засучила рукав и поиграла бицепсом. Мягкая плоть превратилась во внушительных размеров холмик и Кейн про себя подивился, как, однако, пышные формы могут скрывать крепкую мускулатуру.
– Мы в семье с детства неслабые.

– Поздравляю, - улыбнулся гробовщик.
– Так скажи мне воительница, где моя водка?

– Сейчас будет.

С кухни вернулся Желудь. В руке у него был здоровый деревянный брус. Судя по царапинам и красным пятнам, уже не раз пускавшийся в ход.