Тени сна (сборник)
Шрифт:
— Была. Но, когда в воде обнаружили мутагенные органоиды, ее закрыли. — Палуч призадумался. — Вот разве что в «стойле»…
— Это что — хутор?
— Нет, — на этот раз рассмеялся Палуч. — «Стойлом» у нас называют публичный дом. Кобылки там… Ну и душ, естественно, есть.
— И где находится ваше «стойло»? — спросил Геннад.
— А прямо по центральной улице. С версту отсюда, в бывшем палаце наркульта.
— Ну, спасибо.
Геннад встал.
— Ну, пожалуйста. Заходи еще. К нашему, так сказать, шалашу…
— При случае
— Не промини, не промини, — переиначил Палуч.
Они рассмеялись, пожали друг другу руки и расстались, довольные знакомством.
На улице неожиданно ярко светило солнце, первый снег таял на глазах, беззвучно ссыпаясь с деревьев, капелью срываясь с соломенных крыш. Местами обнажившаяся земля обманчиво пахла ранней весной. Выбирая, где посуше, Геннад зашагал по улице, но все равно, грязи пришлось помесить достаточно, пока добрался к бывшему палацу наркульта — помпезному зданию с колоннами и двускатной крышей, напоминавшему храмы перводемократической Греллады, существовавшей две тысячи лет назад.
Дверь долго не открывали, несмотря на то, что Геннад, выйдя из себя, забарабанил ногами. Оно и понятно — работа ночная… Наконец послышались торопливые шаги, громыхнул засов, и дверь распахнулась. На пороге стояла, ежась от холода в одной ночной рубахе, заспанная толстуха.
— Чего спозарань надо? — сварливо гаркнула она. — Вечером приходи!
— Хозяйку надо! — безапелляционно заявил Геннад, наметанным взглядом определив в толстухе привратницу. Отстранив ее, он протиснулся в дверь и, сориентировавшись в коридоре, прошел в холл.
— Ходют тут всякие по утрам… Хозяйку им подавай… — семенила сзади привратница, сбитая с толку напористостью раннего гостя. — И откуда такие прыткие берутся…
Геннад развернулся и ткнул ей в лицо удостоверение.
— Такие прыткие берутся из Столицы, — отрезал он. — Одна нога здесь, другая — там. Чтобы через минуту хозяйка была тут.
Толстуха охнула, присела и выскочила в коридор. К исполнительной власти в домах терпимости относились с особой почтительностью.
Геннад осмотрелся. Большая комната, вдоль стен — диванчики, несколько столиков с мокрыми пятнами сивухи, на полу — окурки. Убирали тут, видно, позднее, после полудня. Он сел на диванчик и фривольно закинул ногу за ногу. С ботинка на пол сорвался увесистый ком грязи.
Через минуту в холл в сопровождении привратницы поспешно вплыла высокая моложавая женщина со слащавым лицом. Одной рукой она поддерживала не застегнутый халат, другой пыталась поправить всклокоченную прическу.
— Ах, какой гость! — с порога залебезила она приторным голоском. Какой гость у нас! День славный!
Геннад надменно кивнул и небрежно показал удостоверение.
— Статс-лейнант Геннад из столичной центурии. Мэдам…
— Кюши, — умильно подсказала хозяйка дома терпимости. — Мэдам Кюши.
— Мэдам Кюши, я хочу, чтобы вы сейчас собрали здесь всех своих девочек.
Мэдам только глянула на привратницу,
— Что привело к нам господина статс-лейнанта? — обворожительно улыбнулась мэдам Кюши и, вскинув подол халатика, села рядом с Геннадом вполоборота к нему. Ее маленькие глазки масляно блестели.
— Дела, — коротко бросил Геннад. Приходилось ему видеть сальные взгляды мужчин на женщин, но у женщин он такой взгляд встречал впервые.
— Мои кобылки проходят еженедельный медосмотр, — елейным голоском попыталась прощупать причину визита мэдам. — Пригласить нашего доктора?
— Я не из санстанции, — поморщился Геннад.
В комнату стали входить девицы. В халатиках, простоволосые, заспанные, зевающие. Они вяло здоровались сонными голосами и, повинуясь взгляду мэдам, останавливались посреди комнаты, выстраиваясь полукругом напротив Геннада. Как на смотрины.
— Это все мои девочки, — проворковала мэдам. — Девочки, этот господин из Столицы. Статс-лейнант Геннад. Он хочет…
Мэдам вопросительно посмотрела на Геннада.
— … Задать всем один вопрос, — закончил он за мэдам. — Этим летом одну из ночей у вас провел вот этот человек. — Он достал из кармана фотографию и передал мэдам. — Прошу ознакомиться.
Мэдам внимательно изучила снимок и передала его крайней девице.
— Вы знаете, не припоминаю, — страдающим контральто вывела мэдам. — У нас бывает столько посетителей…
Геннад не отреагировал. Он наблюдал за выражением лиц девиц, рассматривающих фотографию. Так, эта полногрудая, белокурая… Нет, не знает… Чернявая, худая, с большим горбатым носом… Нет, тоже не знает… Розовая пышечка — тоже нет… Стоп!
Маленькая замухрышка с размазанной по щекам краской для ресниц, до этого стоящая безучастной сомнамбулой, готовой упасть на пол и заснуть, словно пробудилась при виде лица разыскиваемого псевдо-Таксона и поспешно передала снимок дальше.
Наконец фотографию вернули.
— Так видел кто-нибудь этого человека?
Молчание, пожимание плечами, редкое «нет».
— Хорошо. Все свободны.
Геннад подождал, пока почти все вышли из комнаты, но когда к двери подошла та самая маленькая девица, тихо проговорил мэдам:
— А вот эта пусть останется.
Мэдам одарила Геннада всепонимающей обворожительной улыбкой.
— Наша замарашка? Что вы, статс-лейнант, она же ничего не умеет, на нее все клиенты жалуются. Я вам подберу такую огненную кобылку…
Встретив взгляд Геннада, мэдам осеклась.
— Контибель, — властно сказала она, — задержись.
Контибель застыла в дверях.
— Проходите, садитесь, — указал на место рядом с собой Геннад.
Контибель испуганно глянула на него и, вся сжавшись, прошла к дивану. Она села, съежившись совсем уж в комочек, словно ожидая, что ее будут бить.
Геннад подождал, пока за последней девицей закроется дверь, а затем резко поднес к лицу девицы фотографию и жестко спросил:
— Так как его звали?