Теннисные мячи для профессионалов
Шрифт:
Денисов поймал брошенный на него тревожный взгляд Бахметьева, они могли обходиться без сленга — укороченного языка людей, работающих постоянно «локоть к локтю».
«Включайся», — сказал Бахметьев.
— Какой выброс у «беретты»? — спросил Королевский.
— От полутора до двух с половиной. — Эксперт достал из оперативного чемодана мягкий метр, мел. — Подержите.
С помощью Сабодаша он прочертил две концентрические дуги с центром на краю платформы, рядом с погибшим. Мел не хотел ложиться на мокрый асфальт, но
— Местонахождение стрелявшего, — объяснил криминалист, — определяется обычно по следам ног, по местоположению выброшенных из оружия гильз и путем визирования. Мы можем рассчитывать лишь на гильзу, и то потоки дождя ее наверняка откатили…
Денисов посмотрел на часы. Два действия в милиции следовали всегда незамедлительно, одно за другим, как причина и следствие: поиск — после сообщения о совершенном преступлении — и задержание — сразу вслед за установлением преступника.
«Пора разворачиваться…»
— Намучился с вечера! «Тачка» еле двигалась…
Салькову было около сорока, но выглядел он моложе; на красноватом безбровом лице поблескивали белесые глаза; светлые ресницы казались выгоревшими.
— Наконец бросил все, пошел вдоль элеватора. Как-то видел там моток проволоки.
Речь его была непритязательна, смазана, и держался он простовато. Притом, Денисов знал, неплохо играл в футбол, одно время выступал в дублерах «Локомотива». В обслуге вокзала было немало бывших спортсменов.
Разговаривали в темноватом вытянутом помещении раздевалки. Раздевалка выглядела унылой, временной. Голый стол, пустой подоконник, списанные, из зала для транзитных пассажиров, фанерные скамьи.
— Кого-нибудь заметили на платформе? Или поблизости?
Сальков задумался, хотел сказать: «Нет», вдруг вспомнил:
— Мужчина с женщиной возле угла элеватора! Там, в кустах, что-то вроде приступка. Курили. Да! По-моему, ссорились.
— Обрисовать сможете?
— Нет, не обратил внимания.
— Без вещей?
— Вещей я не видел. — Сальков поднял выгоревшие белесые глаза, подбородок его тоже казался выгоревшим, светловатым, покрытым пушком. Сальков хотел понять, что именно Денисов от него добивается, старался объяснить полнее четче. — Сидели друг напротив друга…
— Это было до того, как обнаружили?
— Ну! Тамбовский ушел, отбой полный. До камышинского… — Первый утренний поезд — Камышин — Москва — прибывал в 4.07, с этого времени движение возобновлялось. — Думаю, посмотрю проволоку. Может, никто не подобрал…
Денисов окинул взглядом унылый ряд шкафчиков, на каждом висел замок, ни один не напоминал ни следующий, ни предыдущий. Ящик Салькова — сорок шестой — был открыт, перед самым приходом Денисова носильщик выгрузил на стол с килограмм помидоров, яйца, яблоки, хлеб — завтракал.
— У тамбовского поезда были?
Денисов продолжал расспрашивать.
— У 441-го?
— К какому вагону подъезжали?
— В голову состава. — Сальков украдкой взглянул на разложенную на столе снедь. — Двух женщин привез с мешками. От стоянки такси. До Тамбова едут. Еще семью в пятый вагон. Военный с двумя детишками, с женой.
— Все было тихо?
— Как всегда.
— При отправлении стояли на платформе?
— При мне и отправился. — Сальков попытался осмыслить порядок, в котором Денисов предлагает вопросы, не смог. Денисов и сам не мог бы точно его объяснить; верная мысль не приходила.
— Давно в футбол не стучали, — сказал он вдруг.
Белесые глаза Салькова посветлели еще больше:
— Играли! У вас, в Видном. В прошлое воскресенье.
— Не знал.
— Душевно так постучали…
Сальков не пытался продолжить разговор, терпеливо ждал. Денисов спросил:
— Бригадир носильщиков был у тамбовского?
— На посадке? А как же?
— Какой-то разговор состоялся?
— У меня с ним?! Вот ты о чем! В том-то и дело! «Тележку, — говорит, — к утру мне наладь! Кровь из носа!»
«С этого следовало начинать», — подумал Денисов.
— Заметил, видно, что я все стараюсь у вокзала держаться, чтоб колесо не потерять. Ну, и дал команду, чтоб все в норме… — Сальков снова посмотрел на помидоры, на хлеб, вздохнул.
— Выстрел слышал? — спросил Денисов, переходя на «ты».
— Нет.
— Не хочешь сказать?
— Да нет. Я бы сказал! Знаем друг друга. Татьянка всегда привет передает.
— Ей тоже.
— Денис! — так называли его близкие — друзья, сослуживцы и еще на поле, во время игры. — Куда его? В голову?
– Обветренное лицо Салькова искривилось, носильщик приготовился к страшному. — Здорово изуродовали?! — В глазах мелькнуло напряжение.
— Ты не заметил?!
— Я?! Как увидел кровь, сразу на перрон, к младшему инспектору… — Он заглянул Денисову в глаза. — Веришь? Не могу видеть! Если кто палец обрежет или укол сделать велят… Сразу слабость в груди. И головокружение.
Из раздевалки Денисов прошел к багажному отделению, миновал кассовый зал. Вышел на перрон. Скамьи снаружи были пусты. Рассвет наступал медленно, становилось свежо. Из-за дождя носильщики не успели убраться. Пустые коробки, окурки прибило к стенам, они словно держались на плаву.
У гаражей стояло несколько тележек, принадлежавших носильщикам. Денисов разыскал «тачку» Салькова — на ней был тот же номер, что и на ящике, — 46. Тележка не отличалась от остальных — с трафаретом о стоимости услуг, с многочисленными крючками на ручке, с подвижным колесом впереди. Ось колеса сбоку была прихвачена проволочками, торчавшими во все стороны; ей явно не хватало грубой и удобной подпоры.