Тео. Теодор. Мистер Нотт
Шрифт:
— Милорд Яксли, вот! — тучный волшебник потряс своим колдорадио. — Уизли саботируют наши усилия к сохранению мира!
— Уизли? — глупо переспросил Яксли. — Какие Уизли?
— Те, которые моего сына головой в толчок макали! Сволочи эти! Я их узнаю, собак рыжих, и во сне! Вот, слушайте!
Он торжественно водрузил зачарованную технику на бортик места Персиваля, который счёл за лучшее отойти, и, приставив палочку, повернул пару раз. Из динамика спереди, закрытого латунной решёткой, зашипели голоса.
— …правы, мистер Бин! — сквозь шипение Тео узнал голос одного
— Скажу вам, мистер Пауэрс, — сквозь ещё более сильные помехи, добавил второй. — Я уверен, что эта гадюка забилась в самую глубокую нору, спасаясь там и пережидая, пока её бойцовые псы всё-таки справятся с лепреконовыми сыновьями. У него не хватает яиц, чтобы справиться с ними самому — он слишком боится за себя! Трус и подлец, прикрывшийся раболепием своих слуг, хрустальная пустышка!
— ПРЕКРАТИТЬ! — аж завизжал откуда-то сверху Рудольфус Лестрейндж. Вмиг, как чёрное облако, он оказался у подножия зала и совершенно по-маггловски ударил тучного лорда в лицо. Тот охнул и осел, схватившись за челюсть. — РЕДУКТО! РЕДУКТО!
Из его палочки аж сверкали искры. Лишь только разрушительные чары достигли корпуса радио, оно вспыхнуло магией изнутри и разлетелось на тысячу осколков, от которых Тео присел, прикрыв лицо руками.
— Запретить! Прекратить это! Яксли, сука! Повелитель узнает! — Лестрейндж бился в самой настоящей истерике, пока лорды вокруг спешно удалялись. Наконец, когда перед бывшим узником Азкабана остался лишь один Верховный чародей, белый, как мел, и даже несчастный лорд Харвейс уполз куда-то подальше, Лестрейндж злобно ожёг зал взглядом и быстрым шагом направился к дверям.
Спустя час в зал вошли дополнительые Пожиратели, трое, во главе с не скрывающим своего лица, спокойным и даже насмешливо умиротворённым Рабастаном Лестрейнджем. Одетый с иголочки в маггловского покроя костюм, со шляпой-федорой в затянутой белой перчаткой руке и тростью во второй, что придавало ему вид какого-то гангстера из маггловских фильмов, он дождался, пока Верховный чародей обратил на него внимание и остановил гневную речь пэра от Оксфорда о необходимости приструнить грязнокровок, что совершенно не таясь учились среди магглов в Оксфордском университете и то и дело колдовали, не соблюдая Статут Секретности.
— Лорд Уизли, к вам есть несколько вопросов, — вежливо обратился он, сверкая своими холодными, безэмоциональными глазами. — Пройдёмте.
Бледный Руперт Уизли покинул зал вместе с Лестрейнджами, а в конце дня Теодор, аппарировав в Аберайрон через три прыжка в Кент, Корнуолл и Нортумберленд, записал впервые в жизни громовещатели каждому из близнецов Уизли, которые незамедлительно отправил из Хогсмида.
***
Первым событием, действительно всколыхнувшим спокойствие в Хогвартсе, стало приближение квиддичного сезона. В конце второй недели учёбы Тео всё-таки смог согласовать и настоять на компромиссах со всеми четырьмя капитанами команд: слизеринец-пятикурсник Уркхарт, хаффлпаффец Смит, райвенкловец Митчелл, самый юный из капитанов, и гриффиндорский пятикурсник Пикс все вчетвером,
Это была сложная комбинация: Уркхарт приходился родственником профессорам Кэрроу, и даже более близким, чем выпустившаяся в прошлом году Гестия, а потому пользовался этим родством так, как только мог. Теодор «вынуждено» пошёл на попятую и позволил ему, «скрепя сердце» поставить отбор на утро субботы. Вечер субботы ушёл райвенкловцам, утро воскресенья — гриффам, а вечер воскресенья забрал себе Смит, вечно недовольный всем на свете. Тео подозревал, что в первую очередь тот был недоволен необходимостью провести ещё один год в Хогвартсе, а не летать в составе одной из команд Британской лиги.
Все четыре отборочных тренировки требовали при этом личного присутствия Теодора и наиболее доверенных префектов. Это было нужно, чтобы минимизировать шанс травм студентов — Помфри, когда он заглядывал к ней с предупреждением о том, что согласовал на выходные первые квиддичные события школьного сезона, медиведьма слезно попросила его обойтись без травм. Будто бы это он ронял игроков с мётел.
Так или иначе, младшекурсники уже заполонили койки в Больничном крыле. Ожоги пострадавших на зельеварении были причиной практически всех из них, и лишь пара детей пострадала в бытовых спорах в гостиных.
Отработки, которые проходили только и исключительно у Кэрроу, сначала страшили Тео, который решил было, что это будет источником бесконечных проблем, но реальность несколько успокоила его. Алекто Кэрроу собрала в одном из классов два десятка классных досок и мел — и каждый провинившийся студент три часа должен был безостановочно писать на досках «Я никогда не буду нарушать правила». Артур, получивший взыскание от Амикуса за нерасторопность в коридоре — он банально сонный налетел на Пожирателя — жаловался, что рука от такого взыскания устаёт через десять минут, и это превращается в настоящую пытку, хуже, чем у Филча.
Сквиб забирал палочки и выдавал швабры, но сообразительные и талантливые студенты широко обходили этот запрет, колдуя без палочек. Колдовством, позволявшим писать мелом на доске, никто ещё не владел.
На слизеринскую тренировку пришло под полсотни человек. Второкурсники, третьекурсники, которые сели на низкие, тренировочные трибуны, такие же, какие стояли на поле, когда здесь был Лабиринт третьего Испытания, казалось, скорее пытались поддержать друг друга, чем действительно хотели отобраться в сборную.
Тут как тут нашлись Бэддок и Пакстон.
— И что, вы совсем не хотите в сборную? — спросил у них Тео, когда Джим выложил ему весь расклад того, кто претендовал на какую позицию.
Мимо на метле пронёсся их рослый сокурсник Джош Вэйси, претендовавший на то, чтобы второй год остаться Охотником.
— Вон, Джо пусть летает, — пожал плечами щуплый Джим. — И рискует подставиться под бладжеры. Дедушка писал, что сейчас Костерост не сварить, пока не взойдёт китайская капуста к весне.