Теперь, — когда я проснулся…
Шрифт:
Священной, непонятной порчи
замкнется древнее звено,
и будет тело биться в корчах,
и будет душу рвать оно.
Но чрез него неудержимо
несется адских духов рой…
Пройди, пройди тихонько мимо,
платком лицо ее закрой.
Как сладко пробуждаться ей
из темной глубины падучей
среди притихнувших людей.
20 июля 1921
«В зеркале словно стекло замутилось…»
В зеркале словно стекло замутилось,
что там в зеркальной воде?
Вот подошла и над ним наклонилась…
Господи, Боже мой, где,
где же лицо, где засохшие губы;
в зеркале пусто стекло.
Слышу я трубы, нездешние трубы.
Сразу зажгло
зеркало все ослепительным светом
пламя не нашей земли.
Это ли будет последним ответом?
Господи, Боже, внемли.
Душу ты вынешь, измучаешь тело,
страхом его исказя.
Я ведь и в церкви молиться не смела,
даже и в церкви нельзя.
Вынесут чашу с Святыми Дарами, —
Божьи сокрыты пути…
Вижу над чашей я черное пламя
и не могу подойти.
Стану я биться и рвать свое платье,
плакать, кричать и стонать.
Божье на мне тяготеет проклятье,
черной болезни печать…
Сердце не бьется. И жду я припадка,
вижу бесовскую тьму…
только зачем так мучительно-сладко
мне приближаться к нему?
20 июля 1921
«Смотри: вот жемчуг разноцветный…»
Смотри: вот жемчуг разноцветный.
Одна жемчужина — тебе;
В ней, может быть, есть знак ответный
На все вопросы о судьбе.
И если взор твой смотрит смело,
Не отрываясь в небеса —
В твоих ладонях жемчуг белый, —
Господня чистая роса.
Но если сердцу сладко нужен
В улыбке розовых жемчужин
Найдешь ты радостный ответ.
А если выбраны печали,
И путь намечен роковой —
Есть черный жемчуг цвета стали
Иль облака перед грозой.
Во всех цветах сокрыта тайна…
Запомни: каждый выбор свят,
И жемчуг, взятый не случайно,
Неси, как драгоценный клад.
Без колебаний, без уступок,
Глядя без злобы на других…
Во всех руках он так же хрупок
И так же нежен, как в твоих.
31 июля 1921
«Божья матерь на иконе…»
Божья матерь на иконе.
Не спокоен темный лик.
И зажатая в ладони
свечка гаснет каждый миг.
В сердце нет уж отголоска.
Все молитвы расточа,
сердце тает, как из воска,
воска желтого свеча.
Сердце тает, в сердце жалость,
может быть к себе самой.
И последняя усталость
опустилась надо мной.
Только слышу чей-то голос…
На иконе словно мгла:
«Колосится Божий колос…
Разве ты не поняла?
Я тебя послала жницей.
Только тот кто нерадив,
может плакать и томиться,
ничего не завершив.
Если ты боишься муки,
Я сама свершу свой путь».
И тогда, ломая руки,
я шепчу ей: «Позабудь…
Позабудь мой грех невольный,
отпусти мой тяжкий грех…
Сердцу стало слишком больно
за себя, за нас, за всех…
Я не буду малодушной,
только снова улыбнись…»
Пахнет воском воздух душный,