Терновая цепь
Шрифт:
– В ночь после того, как это случилось, – произнес Мэтью, – я стащил из буфета бутылку виски и выпил все. Потом мне было ужасно плохо, но в первые минуты, когда у меня спутались мысли, притупились чувства, я перестал казнить себя, и боль утихла. Ушла. На душе у меня стало легко, и с тех пор я каждый день искал это ощущение легкости и беззаботности, снова и снова. Я хотел, чтобы боль оставила меня.
– Ты всегда будешь искать забвения в алкоголе, – вздохнул Джеймс. – И тебе до конца жизни придется бороться с этим. – Он взял руку Мэтью и сжал его пальцы. – Но я всегда буду рядом, чтобы помочь
Раздались пронзительные вопли, и над крепостью пронеслись какие-то тени. Мэтью, нахмурившись, смотрел им вслед.
– Завтра вернется Велиал, – сказал он. – Не думаю, что он надолго оставит тебя в покое.
– Верно, – кивнул Джеймс. – Поэтому я поразмыслил о нашем положении, и у меня возник план.
– Правда? – усмехнулся Мэтью. – Ну что ж. Слава Ангелу.
– Тебе он не понравится, – предупредил Джеймс. – Но я все равно должен рассказать тебе, в чем он заключается. Мне понадобится твоя помощь.
Время в Эдоме текло иначе, чем на Земле. Время тянулось и тянулось, так что каждое мгновение казалось вечностью, но одновременно Люси боялась, что оно бежит слишком быстро, что ночь может наступить в любой момент и они с Корделией будут вынуждены искать убежище и ждать. Ей не хотелось провести в этом мире ни одной лишней секунды, но это было не самое главное. Люси боялась опоздать, боялась, что они не успеют спасти Мэтью и Джеймса.
Когда они взбирались на очередную дюну, девушка почувствовала стеснение в груди. От пыли, песка, сажи, которые приносил ветер, было трудно дышать, но сильнее всего ее угнетала смерть, которую она чувствовала вокруг. Люси двигалась с большим трудом, как будто тащила на спине тяжелый камень. Болели все суставы, голова. Все ее существо восставало против пребывания в Эдоме; она была Сумеречным охотником, и в ее жилах текла кровь ангелов. Только сегодня она поняла, что это значит – очутиться в стране, где много столетий назад все ангелы были убиты.
Горизонт скрывался в дрожащем мареве. Добравшись до вершины дюны, подруги остановились, чтобы сориентироваться и выпить воды. У них были с собой фляги, но Люси сомневалась, что воды хватит больше чем на день или полтора.
Она прищурилась и вгляделась в даль. От подножия дюны начиналась плоская равнина, покрытая черным блестящим песком, похожим на мелкие бусинки из гагата. На горизонте виднелась гряда холмов, располагавшихся через равные интервалы. Очевидно, эти холмы были искусственного происхождения.
Корделия прикрыла волосы шарфом. На бровях у нее осели хлопья пепла.
– Это Идумея?
– По-моему, это башни, – кивнула Люси, сожалея о том, что руна Дальнозоркости не действует. Ей казалось, что она видит стены и башни, но она не могла сказать с уверенностью. Девушка стряхнула с рук крошки бисквита и произнесла: – Я твердо знаю одно: Идумея находится в той стороне. Нам все равно придется подойти к этому сооружению, что бы это ни было.
– Хм-м.
Корделия наморщила лоб, но не стала возражать. Они двинулись вперед по черной равнине. Ее покрывал не просто песок, а смесь песка и смолы, которая прилипала к подошвам и мешала идти.
– Чувствую себя, как птица, угодившая в силки. В последний раз такое со мной было в тот день, когда Эсме Хардкасл пристала ко мне с вопросами насчет количества наших с Джессом будущих детей, – сказала Люси, выдергивая ногу из липкой лужи.
Корделия улыбнулась.
– Она и тебе не давала покоя насчет детей?
– Эсме считает, что ей точно известно, кто за кого выйдет замуж и кто когда умрет. Некоторые люди, которых она считает живыми, уже давно скончались, и наоборот: она убеждена, что кто-то умер, в то время как эти люди живы и здоровы. Хорошенькое у нее получится генеалогическое древо! Оно запутает историков на несколько десятилетий вперед.
– Не терпится увидеть его, – согласилась Корделия. Помолчав несколько секунд, она заговорила: – Люс, ты чувствуешь, что происходит в этом мире. А ты не можешь сказать… что-нибудь насчет Джеймса и Мэтью?
– Нет, – покачала головой Люси. – Но мне кажется, что это, наоборот, хорошо. Я могу чувствовать присутствие мертвых. А если я их не чувствую, то…
– Это значит, что они живы.
Корделия уцепилась за эту мысль, как утопающий за соломинку, и Люси не стала говорить ей, что сама она вовсе не ощущает подобной уверенности.
Когда девушки приблизились к странному сооружению, Корделия нахмурилась.
– Не думаю, что это Идумея. Это просто…
– Стена, – договорила Люси.
Они разглядывали ее, подняв головы. Высота постройки составляла примерно тридцать футов, она была сложена из серого камня и тянулась влево и вправо, сколько мог видеть глаз. Поблизости не было никаких других зданий или руин; то, что Люси приняла за башни, оказалось зубцами. Стена была совершенно гладкой, не могло быть и речи о том, чтобы взобраться на нее. Необходимо было найти какую-нибудь дверь или пролом.
Они пошли вдоль стены, спиной к солнцу, которое клонилось к горизонту и заливало песок жгучими лучами. Довольно скоро путешественницы нашли ворота – искусно вырезанную арку. Под ней царила абсолютная темнота.
Эта темнота очень не понравилась Люси. Проем походил на пещеру, и ей вдруг пришло в голову, что они не имеют представления о толщине стены. Войдя туда, они могли очутиться в туннеле или угодить в какую-нибудь западню. Ветер поднял тучу песка, и ничего нельзя было разглядеть.
И все же Люси чувствовала «зов» Идумеи: столица Эдома все настойчивее притягивала ее, говорила ей, что она должна войти под арку и следовать дальше. Люси вытащила из-за пояса ручной топорик и взглянула на Корделию, которая сжимала в руке Кортану. Золотой меч блестел в лучах алого солнца.
– Ладно, – произнесла она. – Посмотрим, удастся ли нам выйти на другой стороне.
Пройдя под аркой, они оказались в коридоре с каменными стенами и сводчатым потолком. Через некоторое время песок исчез, обнажились каменные плиты. На стенах росли какие-то фосфоресцирующие лишайники, дававшие слабый свет. Люси придвинулась ближе к Корделии – стало холоднее, пахло сыростью, чувствовался еще какой-то горький запах. Люси показалось, что она слышит журчание ручья, и девушка вспомнила, что Лилит говорила о воде Эдома. Она была отравлена.