Террариум 3

Гром Макс

Снег падал с небес всё чаще, превращался в снегопад. Он залеплял линзы очков и ухудшал и так паршивую видимость. Теперь единственным ориентиром для Степана был Шарик и его лай. Пёс мастерски проводил хозяина через густые заросли, словно в его черепушке был далеко не собачий мозг.

Но вдруг и этот ориентир пропал. Пёс исчез, словно сквозь землю провалился.

Степан резко остановился и протёр очки. И только тут он заметил, что находится на краю, большого, крутого и опасного спуска.

Шарик стоял чуть ниже и подзывал

хозяина лаем. Степан понимал, что ему придётся спустится и карал себя за то, что в учебке не ходил на дополнительные курсы лыжной езды, предпочитая ходить на стрельбище.

Разведчик глубоко вздохнул, матюгнулся и подтолкнул себя лыжными палками.

Скорость стремительно нарастала. Пёс всё также бежал впереди, указывая хозяину дорогу. Степан сгруппировался и следил за пушистым приятелем максимально сосредоточенно.

Рядом опять засвистели пули. Ежкисты не осмелились ехать за беглецом, предпочтя стрелять по этому самоубийце.

Степан пригибался, проезжая под высоко расположенными корнями, уворачивался от веток кустов, маневрировал между деревьями, раз за разом оказываясь на грани смерти, в одном сантиметре от гибели. Ветви, корни, пули были всюду и один человек с трудом мог справится с их натиском.

Через бесконечные секунды спуск закончился, но Степан и не думал замедлятся. Он начал работать руками, отталкиваться от уплотнившегося снега палками.

Погоня закончилась.

***

Степан сидел у костра, помешивая похлёбку. Еды в его рюкзаке не осталось. Всё было положено в котелок. Получилось немного и не густо.

Шарик положил голову на колени хозяина и начал ожидать вознаграждения за проделанные труды.

Снегопад закончился. Температур воздуха упала ниже плинтуса. Даже возле костра было нормально не согреться. От малейшего ветерка становилось морозно.

Степан обнимал шарика, чтобы согреться. Пёс был не против. Его интересовала только еда. Он не отрывал взгляда от котелка.

— Степан! — Услышал разведчик сзади.

Пёс вскочил и злобно залаял.

— Шарик фу. — Сказал Степан и встал.

Из темноты к нему вышел Джонатан. Продрогший и покрытый инеем. Он весь дрожал, на ногах стоял не уверенно.

— Я думал, что ты погиб. — Сказал ему Степан.

— Я тоже думал, что мне конец, но я выжил. — Сказал Джонатан выпуская пар из рта.

Степан подошёл к нему и обнял. Парень был холодным как лёд.

Пришлось помогать ему снять лыжи, усаживать его к костру и заставлять Шарика сесть к нему на колени, дать обнять себя.

Шарик был не доволен, но кто его в этой ситуации слушать станет. Джонатану нужно было тепло.

Степан достал из вещмешка Джонатана миску и наложил в неё горячую похлёбку.

— Вот держи. Ешь потихоньку. Не обожгись. — Джонатан принял из рук Степана миску и не спеша начал есть, хорошенько дуя на еду, потому что уж слишком сильно она обжигала промёрзшие,

потрескавшиеся губы.

Шарику тоже был брошен кусок сваренного жира, чтобы пёс не лез в миску к человеку.

Степан хлебал еду прямо из котелка.

— Когда мы разделились, я думал, что всё, конец. В меня стреляли. В мешок вон попали. Но не понятно каким чудом выбрался. О-о, боги как же долго я брёл по этому грёбаному лесу. Думал уже развести костёр, но увидел свет, а потом и тебя. — Сказал много слов Джонатан и положил в рот ещё похлёбки.

— Надо было давно костёр развести. — Сказал Степан, отдавая псу немного мяса.

— Я боялся, что за мной до сих пор гонятся, что свет заметят.

— Да кому мы на хер нужны? Эти ежкисты уже давно плюнули на нас.

Джонатан помолчал немного и спросил:

— А есть ещё похлёбка?

— Нет. Это всё. Остальное осталось у ежкистов.

— Ничего страшного. У меня есть немного колбасы и буханка хлеба, ну и соли чуток.

— Растянем как-нибудь на завтра. До Сталинграда осталось немного. — Степан лёг на разложенные по снегу ветки.

— И сколько же нам осталось идти? — Спросил Джонатан, смотря на стволы огромных деревьев, вершины которых терялись в темноте.

— Дня два, если всё хорошо пойдёт. — Ответил Степан, вглядываясь в темноту над головой.

— Тогда нужно молится, чтобы остаток пути выдался хорошим. У вас вообще принято молится? Ну, у коммунистов. Я слышал у вас с этим не очень.

— С недавних пор можно. Раньше запрещено было. Теперь если

захочешь можешь в церковь пойти. У нас только, у церкви никакой власти нет. Она ничего не решает и на политику страны не влияет. Поэтому и церкви у нас все простенькие, Деревянные всё в основном, без золота и прочей дряни.

— А раньше почему была запрещена?

— Ну, как почему, ну, коммунизм, церковь наш враг и всё такое. Я тебе сейчас марксизм-ленинизм разъяснять не буду. Просто скажу, что с незапамятных времён, ещё при Ленине и Сталине велась страшная борьба с церковниками, что пили они кровь у рабочих и крестьян не хуже буржуев. Это война настоящая была. Где кровь проливалась. Святоши на наших как в средние века, крестовыми походами, фанатиками, а мы им силой коммунизма отвечали.

— Ты так говоришь, словно агитацию проводишь. — Подметил Джонатан. — Издержки профессии?

— Как в учебнике истории было написано, так и говорю. Правда то или нет, я не знаю, других учебников у меня в школе не было. А в них говорилось так, что война, что фанатики и много крови пролилось. А у вас чего в учебниках?

— У нас ничего такого нет. Про Россию там мало чего есть. Всё в основном про Францию.

— И чего там, про Францию говорят? — Степан привстал.

— Ну, там, революция описывается, наполеоновские войны, много чего ещё.

— Понятно. А про холодную войну, что-нибудь есть? — Степан опять прилёг.