Террариум черепах
Шрифт:
Чувствую себя провинившейся пятиклассницей. Что-то
лепечу, запинаюсь. Ещё бы голову повинно опустила! Это
на меня так влияет то, что ещё мама говорила, нельзя
совать нос в чужие дела, или то, что Володя старше
меня?
– Помочь собрать? - спрашивает он с долей иронии.
– Нет. Сама.
Я снова продолжаю собирать листы. Художник, при-
валившись к дверному проёму и скрестив руки на груди,
молча смотрит на меня. Нервирует
– Неплохие портреты, кстати.
– Спасибо. Старался. - Опять сарказм.
– К слову, родинка немного пониже.
– Я запомню, - с умным видом кивает.
– Лучше не надо.
Володя подходит ко мне и помогает собирать. Он
вроде и не чувствует смущения. То есть, я тут одна
нахожу ситуацию неловкой? И странной. И волнующей.
Ну, то есть, я считала, он обо мне и не думает, а у
него тут куча моих портретов. Это… приятно, наверное.
Или, может, он всего лишь счёл меня… как это сказать?
Портретогеничной? Интересно, он вообще считает меня
красивой? В день нашей первой встречи он сказал, что я…
так себе. Если тогда я не придала этому значения, то
сейчас… меня это волнует.
– А ты Машу когда-нибудь рисовал? - Глупый вопрос,
конечно, рисовал, он же её без памяти любил.
– Рисовал, - ровно отвечает Володя.
Я сглатываю, уговаривая себя не задавать следующий
вопрос.
– И… много её портретов сохранилось?
– А что?
Он испытующе смотрит на меня. Я чувствую себя
насекомым в банке.
– Просто хочу… Хочу…
Собрав рисунки, Художник встаёт. Я тоже.
– Чего? - осторожно спрашивает он. Будто я дикое
животное, которое он боится спугнуть.
И вправду, чего? Узнать, насколько сильно ты был
помешан на ней? Сколько тысяч лисов бумаги ты исписал
её портретами? Как сильно ты её любил? Полюбишь ли
ты когда-нибудь так же сильно меня? Полюбишь ли ты
меня когда-нибудь вообще?
Володя пристально смотрит на меня. Я не знаю, что
хотела сказать. Вернее, знаю, но вариантов так много, и
не один из них не может считаться верным.
– Чего ты хочешь?
Была не была…
– Тебя…
Листы бумаги белым ворохом разлетаются в воздухе,
и вот я уже в его объятиях, и он целует меня, горячо
и напористо. И я отвечаю с не меньшим энтузиазмом,
путаюсь пальцами в его тёмных волосах.
К чёрту Машу и самобичевание, подождут.
Мерзко на душе, ей-богу мерзко. Если моя жизнь -
это кино, то оно чертовски хреновое. Хотя, какое там
кино. В кино обычно всё легко
да хэппи-энды. Плетусь домой, думая, что скажет мама. По
голове точно не погладит. Арина Викторовна наверняка ей
рассказала, что у нас был пожар, уроки отменили, а я
благополучно свалила первой. Но мне, если честно, всё
равно. Я расставила все точки над «i» с Художником, и
сейчас на душе мерзко, ей-богу мерзко. Между нами
вообще не должно было происходить то, что произошло. А
я, дура сентиментальная, дала волю эмоциям. Возможно,
если б ещё тогда в школьном дворе я не повела бы себя
так, будто в Володе заключена вся моя жизнь, ничего
бы не случилось. Я бы послала его и преспокойно пошла
бы домой. Я всегда это умела. Держать себя в руках. Не
поддаваться эмоциям. Действовать согласно разуму, а не
гормонам. Сегодня не смогла. Или не захотела. Может,
попыталась отсрочить неизбежное.
Я поняла, что совершила ошибку уже тогда, когда
одевалась. В конце концов, я ведь снова переспала с
Володей, хотя ещё недавно пыталась помирить его с
бывшей девушкой и была уверена, что мы с ним не
пара. Нам, чёрт побери, не по пути. Но, что сделано, то
сделано, и теперь нужно разбираться с последствиями, а
не сокрушаться над содеянным. Я и разобралась. Сказала,
что то, что между нами происходит должно прекратиться,
ибо никому из нас это не надо и ни к чему хорошему
не приведёт. Я была убедительна, очень убедительна, чёрт,
да я сама себе поверила. А он разбил всю мою уверенность
в сказанном одной фразой: «Не хочу, чтобы ты уходила».
Глупо, правда? Какой смысл оставаться? Этот же вопрос я
задала ему, добавив:
– У тебя есть Маша. А я - третий лишний.
Художник в ответ усмехнулся.
– Меня и Машу ничего не связывает.
Я чуть дар речи не потеряла.
– Как так? Она же сказала, что позвонит.
– Она и позвонила. Мы даже встретились, поговорили.
– И?
– И всё. Я не встречаюсь с Машей, не знаю, с чего
ты это взяла.
Я устало потёрла ладонью лицо. Господи Боже, я тут
ношусь с ним, как с писаной торбой, пытаюсь вернуть к
жизни его - не свои, его! - отношения, а он так легко
забивает на все мои усилия и заявляет мне, что ни черта
он со своей Машей не встречается.
Ничего из этого я не проговорила вслух, так как
знала, что если хоть что-то скажу, меня понесёт, разозлюсь,