Террариум черепах
Шрифт:
начну орать, истерить. Тогда я сказала:
– И позволь же узнать, какого хрена ты не помирился
с ней, если был шанс?
– Не было шанса. И смысла тоже нет.
– Смысла, значит, нет?! - Всё-таки разозлилась. - А
в чём, прости, смысл есть? В том, что ты уже год
убиваешься по ней? В том, что университет из-за неё
бросил? С отцом поругался, из дома ушёл. И что у тебя
в итоге осталось? Что у тебя сейчас есть, Володя?
Воспоминания
Володя взял мои холодные и слегка подрагивающие
руки в свои большие тёплые ладони и сказал:
– Ни черта ты не понимаешь. Ты. Ты - это всё,
что у меня есть.
Я грустно рассмеялась.
– Потому что больше у тебя ничего нет.
– Потому что больше мне ничего не нужно!
Я ему почти верила. Не хотела. Но верила. Он
никогда мне не лгал. И он самый прекрасный человек из
всех, что я когда-либо знала. Но всё же…
– Ладно. Тогда прямо сейчас. Здесь. Глядя мне в глаза.
Абсолютно честно ответь: ты любишь Машу?
Я была готова отказаться от сомнений. От своих
страхов. Потому что люблю его.
Но Володя молчал.
Я понимающе кивнула, высвободила руки, сбежала по
ступенькам, открыла дверь и вылетела на улицу.
Я сбежала.
Я слышала, как он зовёт меня. И тогда я просто
бежала быстрее. Так я добежала до своего района.
Я больше не опустошена. Не подавлена. Не
равнодушна. Не зла. И даже не отчаялась. Во мне просто
грусть. Интересное всё-таки чувство, не хорошее и не
плохое. Щемящее душу, заставляющее жалеть о несделанном
и вспоминать о хорошем. И как ни странно, у него нет
ничего общего с отчаянием, тоской или, может, чувством
обречённости. Это просто грусть, и она другая. И она
задевает каждую струну души, потому что грусть, она
такая.
В последний момент сворачиваю в другую сторону,
решив навестить Иру. Вера говорила, в какой она больнице.
Всё в той же. Даже палата та же.
– Меня здесь до утра продержат, хотят понаблюдать,
как буду себя чувствовать, - жалуется Ира. Она сидит на
кровати держа в руках небольшой тёмно-синий блокнот и
что-то пишет.
– Интересно всё-таки, кто кабинки-то поджёг? - бормочу
я. - Причём на двух этажах.
Ира вдруг откладывает свой блокнот, наклоняется ко
мне и заговорщицки шепчет:
– Обещаешь, что никому не скажешь?
Я киваю.
– Ты же знаешь.
– Это Мухин с Беловой.
– Опять эти двое! Что на этот раз?
– Помнишь, я сигаретами отравилась?
– Конечно.
– Так вот это Мухин придумал.
– Зачем?
– Чтобы ответы на экзамен по алгебре свистнуть из
кабинета Марии Андреевны.
– С чего ты взяла, что они там?
– Подслушала разговор учителей в учительской.
– Так ты в тот день реально отравилась или нет?
– Реально. Но это не помогло. И тогда Белова
предложила устроить пожар. Все отвлекутся, я свистну
ключи на вахте и найду ответы.
О Господи! Ирка! Идиотка! И сообщники у неё
такие же.
– И как?
– Сознание покинуло меня раньше, чем я успела
справиться с дверью кабинета. Замок заел, представляешь.
А ведь так всё хорошо шло.
– Вы три идиота. Ты же чуть не отравилась! А я
чуть не сгорела.
– То есть?
– Забудь.
– Предки, кстати, опять устроили скандал. На бедную
директрису наорали. А её ведь сегодня даже в школе не
было. За это тоже наорали.
Я неодобрительно качаю головой. Бедная Ирка со
своими истеричными родителями.
– Сама виновата. Ты слишком инфантильная, не
находишь?
– А они слишком эгоистичные и бескомпромиссные.
– Они не подарки, но они всё же твои родители.
– Не подарки?! Да они эгоисты! Они сегодня весь день
только и делали, что отношения выясняли, весь больничный
персонал напугали. Мать всю жизнь отцу мозг выносила,
а тот, вместо того, чтобы подумать о дочери, или хотя
бы просто попытаться сохранить семью, свалил к другой
бабе.
– Не надо пытаться сохранить то, что не нуждается в
сохранении. Лучше уж так, чем жить, как тараканы под
дихлофосом. Плохо, неприятно, но жить. Ни к чему
хорошему это не приведёт.
– То есть, ты считаешь, что моим родителям
действительно нужно было развестись?
– Нет, чёрт побери, я так не считаю. А ещё я не
считаю, что Фирсу с Викторовной нужно было развестись.
И что моей маме нужно было бросать моего папу. И
что Вере с Максом стоит встречаться. И Олегу не нужно
было жениться на моей сестре. И Володе бросать свою
Машу. Но жизнь доказывает, что я, мать твою, ошибаюсь!
Мама сидит на кухне у окна. Я вижу только её
неясный силуэт, так как свет не горит. Вижу огонёк
зажжённой сигареты. Мама курит? Хм, и курит, как профи.
А не новичок, решивший успокоить расшалившиеся
нервишки, впервые попробовав пару раз затянуться табачным
дымком.
Я захожу в кухню. Свет не включаю. Сажусь на