Террариум черепах
Шрифт:
наладилась. Мама счастлива, учителя довольны, я
практически вылечилась от всего пагубного. Физическое
состояние почти идеальное, насчёт душевного ничего
хорошего сказать не могу.
День 6.
Перемены.
Мне всё надоело. Начали возникать мысли о суициде.
Вскользь, конечно, но они меня пугают. Безумно хочется
всё послать. Хочется бежать к Художнику и быть с ним.
Свалить отсюда. С ним. Такого я себе не позволю,
разумеется.
Я красивая. Ей-богу, красивая. Волосы пышные, блестят.
Ногти крепкие и ровные. Зубы белые. Набранные пять
килограмм сделали меня… нормальной. Раньше тощая была,
швабра. А сейчас мягкая такая, аппетитная.
Сегодня утром перед уходом в школу я подошла к
зеркалу и внимательно посмотрела на себя. У меня,
оказывается, русые волосы. Русые, чёрт побери, не
землистые. У меня серые глаза. У них есть цвет и они
серые. Миндалевидные. С изогнутыми длинными ресницами.
Я перестала обдирать и кусать губы. Они нежно-розовые.
Без ранок и трещин. Нормальные губы.
Я бы хотела, чтобы Володя увидел меня сейчас. Я
ведь другая. Возможно даже, не хуже его Маши. Может,
он полюбит меня?..
День 7.
Срыв.
Ночью пошёл дождь и не прекратился до сих пор.
Вместо джинсовой куртки пришлось надеть белую ветровку,
купленную мамой пару дней назад, тёмно-синие узкие
брюки и закрытые туфли. И никаких мне удобных
ботинок, ибо теперь я такое не ношу. Я люблю дождь.
Но настроение по-прежнему паршивое.
Сегодня в школе конкурс талантов. Местная Недоминута
Славы, если говорить начистоту. Народ поёт, танцует,
показывает на всеобщее обозрение своё творчество - стихи,
рисунки, песни, рассказы. Конкурс проходит уже четыре
года, с тех пор, как появилась идейная Ирина Максимовна
и предложила «растормошить молодёжь». Как ни странно,
желающие участвовать находились всегда. Я, конечно,
никогда в это дерьмо не ввязывалась, но раз уж теперь
я почётная дочь и примерная ученица, а мама тонко
намекнула, что была бы рада прийти и посмотреть на
моё выступление, я подала заявку на участие.
У меня ни хрена нет талантов.
Я не пою, не танцую, не сочиняю стихов, баллад и
рассказов, не рисую.
И я ненавижу публичные выступления.
А народу будет много. Как-никак, конкурс проводится
среди 8-11 классов. Я решила рассказать стихотворение,
так как, на мой взгляд, это самое простое, что может
быть.
Школьный актовый зал полон. Учителя,
их родители. Мы с Иркой и Верой сидим в последнем
ряду. Моя мама чуть ближе к сцене. Ира и Вера в
конкурсе не участвуют. Они вообще долго надо мной
издевались, узнав, что я подала заявку. Я их, конечно,
сразу послала куда подальше.
Я нервничаю. Грызу большой палец. Я не люблю
публичные выступления.
Тем временем школьники выступают, кто на что
горазд. Я не слежу за выступлениями. Сижу и думаю о
том, как сейчас кстати была бы сигаретка. Нервы точно
не к чёрту, ей-богу.
Настаёт моя очередь. Моё волнение достигает пика.
Сердце бьётся, как сумасшедшее, голова кружится, руки
трясутся, а ноги подкашиваются. Чтобы я ещё когда-нибудь
добровольно подписалась на публичные мучения! Да. Ни.
В жизнь.
Иду и кратко оборачиваюсь в сторону мамы. Она
посылает мне ободряющий взгляд. Маме меня жаль. Но
она рада, что я участвую.
Я поднимаюсь по лестнице на сцену. Встаю
посередине. Оглядываю публику. Тяжело сглатываю. Тихо.
Как в морге. На секунду кажется, что я одна. Настолько
здесь тихо. Это молчание кажется мне порицающим. Я
пытаюсь с этим справиться. Перевожу взгляд на стену над
головами людей. Так проще. Ладно. Я справлюсь.
– К сожалению, у меня нет никаких талантов, -
начинаю я чуть хриплым от долгого молчания и волнения
голосом. - Да и участвовать я совершенно не хотела. Но
выбора-то у меня особо не было… Я расскажу
стихотворение, которое перед самой своей смертью написал
мой друг для единственной женщины, которую любил
всю свою жизнь.
Я опускаю голову, вперивая взгляд в пол и начинаю
зачитывать:
– Люблю твои прекрасные черты.
И очертания небрежно идеальные
Твоей неповторимой красоты.
И я не в силах описать её словами.
Люблю твою улыбку и твой смех,
Люблю твой голос, мелодичный, тихий.
И ты, поверь, в сердцах всех тех,
Кто даже раз тебя лишь мельком видел.
Я смотрю на шероховатости крашеного в светло-серый
цвет пола сцены. Затем отрываю от него глаза, поднимаю
голову и встречаюсь взглядом с Володей. Все мысли тут
же вылетают из головы. Мне всё труднее дышать. Я
открываю рот, чтобы рассказывать стихотворение дальше, но
не могу произнести ни слова. Господи, зачем он здесь?!
Я глубоко вздыхаю, силясь успокоить нервы, и, по-