Терророгенная угроза современному миропорядку в контексте управляемости и противодействия
Шрифт:
К группе, считающей террор и терроризм явлениями одного порядка с разницей в субъектах их применения либо степени массовости, можно отнести таких авторов, как М. Дзлиев, Э. Иззатдуст и М. Киреев, которые в своем исследовании «Современный терроризм: социально-политический облик противника» определяют, что «государственный террор, как правило, является систематическим, массовым или тотальным. Терроризм же обычно носит одноразовый характер» [45] . Однако и эти авторы непоследовательны в своих выводах. В той же книге они акты государственного террора и террористические акты определяют подвидами общей террористической деятельности [46] . Но исходя из их же логики, терроризм и террористическая деятельность – одно, и тоже, так как в разделе 2 «Современная террористическая деятельность» все главы имеют в заглавии различные проявления терроризма [47] .
45
Дзлиев И. М., Иззатдуст Э. С., Киреев М. П. Современный терроризм: социально-политический облик противника. М., 2007. С. 49–50.
46
Дзлиев И. М., Иззатдуст Э. С.,
47
Там же. С. 144–407.
По субъектам различает террор и терроризм также Е. Кожушко, считающий, что «террор – это политика репрессий со стороны государства, опирающегося на мощь своих силовых институтов. Терроризм – это насилие, осуществляемое со стороны оппозиционных группировок. Орудие террора-репрессии, орудие терроризма – террористический акт» [48] . Как мы видим, данный автор не просто различает субъекты террора и терроризма, но и определяет основным орудием террора репрессии, о чем говорилось выше.
48
Цит. По: Бельков О. Международный терроризм – слова и смыслы. // Власть. 2002. № 2. С.17–18.
Б. Хоффман высказывает довольно популярную точку зрения, согласно которой субъектами террора являются государственные структуры, а терроризма – неправительственные группы. Ее разделяют многие отечественные авторы: В. Витюк, С. Эфиров, М. Требин, К. Жаринов и др [49] . При этом оружием террора являются репрессии, а оружием терроризма – террористические акты.
В рамках парадигмы этой категории некоторые авторы предлагают оригинальные идеи относительно смычек террора и терроризма между его разными субъектами. Например, В. В. Луков считает, что террор – это явление властного характера, в то время как терроризм – это политически мотивированное насилие «снизу», применяемое заведомо более слабым «неправительственным» противником портив государственной машины. Вот в противостоянии этих двух явлений, по его мнению, и образовываются т. н. «серые зоны», в которых все субъекты применяют априори незаконное насилие. Тем самым, по его мнению, происходит «смычка террора «сверху» с терроризмом «снизу»… Обе стороны в противоборстве за власть и влияние на социум и мировое сообщество… используют одни и те же методы – нередко имитируют «злодейства» и «жестокость» противной стороны, подставляя ее под критику общественности» [50] .
49
См в частности.: Витюк В. В. Социальная сущность и идейно-политическая концепция современного «левого» терроризма: Автореф. дис. докт. филос. наук. М., 1985. С.16.
50
Луков В. В. Международный терроризм: Новые подходы российских ученых (об актуальных проблемах общественного противодействия терроризму). М., 2007. С.43.
В свою очередь Г. В. Овчинникова рассматривает терроризм преступлением, а террор – способом деятельности любого субъекта (государства, организации, физического лица) с использованием силы, угрозы, запугивания [51] . Более того Т. С. Козодой, разрабатывая общее понятие терроризма считает возможностью такого консенсусного определения как раз разделение понятий «террор» и «терроризм» и создание компромисса в этой связи. Основой такого компромисса она полагает то, что террор, по сути, выводится из-под ответственности как право государства на легитимное насилие [52] .
51
Овчинникова Г. В. Терроризм / Науч. редактор проф. Б. В. Волженкин. СПб., 1998.
52
Козодой Т. С. Проблема определения понятия терроризма в современных международных отношениях. СПб., 2007. С. 11.
По мнению М. Иорданова, понятия «террор» и «терроризм» различаются по содержанию. Террор – это больше практическое насилие, чем его теоретическое обоснование, а терроризм – больше идейная подоплека и законодательное оформление, чем само насилие [53] .
Если же говорить о государственном терроре против собственного населения, то в международном праве такие действия также часто оцениваются, не как терроризм, а как геноцид против своего народа, массовые нарушения прав человека и т. п. Государственный же терроризм (т. е. терроризм, при котором субъектом выступает государство) в отношении внешних объектов, по мнению авторов данной группы, делится на два вида: прямая агрессия государства, принимающая форму терроризма и поддержка государством террористических организаций и лиц. В вопросе о прямой агрессии речь идет о субъективной стороне проблемы, так как такая агрессия может быть внешне выражена и в террористических действиях, которые террористическим государством приписываются другим исполнителям, что имеет уже непосредственно отношение к теме нашей работы.
53
Иорданов М. Дело № 666. Террор. Махачкала, 2002. С. 346.
Достаточно большое значение исследователями придается проблематике революционного движения применительно к террору и терроризму. В данном контексте рассматриваются противостояние разных видов террора, наиболее часто приводимое отечественными авторами, например, ответ «красным террором» на «белый террор». Другим примером этому считаемся «народничество», спровоцировавшее активизацию деятельности полицейского аппарата [54] .
И здесь разные авторы также придерживаются разных точек зрения относительно разнонаправленных процессов в этой связи и степени их «террористичности». По мнению В. Емельянова, в отличие от политики террора здесь профилактические полицейские мероприятия были направлены против конкретных лиц и организаций в связи с их конкретной антиправительственной деятельностью в рамках действующего (далеко не репрессивного) законодательства и под контролем независимой судебной власти, в основе которой был выборный судебный орган – суд присяжных. Судебные процессы проходили в условиях гласности при соблюдении прав обвиняемых на защиту, и не такой уж редкостью были оправдательные приговоры и назначение мер уголовно-правового воздействия, которые со значительной долей фантазии можно отнести к проявлению какой-либо репрессивной политики (помилование,
54
Например: Троицкий Н. А. «Народная воля» перед царским судом 1880–1891 гг. Саратов, 1971. С. 11; Волк С. С. Народная воля. 1879–1882. М., 1966. С. 55.
55
Емельянов В. П. Террор и терроризм: вопросы отграничения. Право и политика, 2000. С. 34–39
56
См.: Троицкий Н. А. «Народная воля» перед царским судом 1880–1891 гг. Саратов, 1971. С. 11; Волк С. С. Народная воля. 1879–1882. М. 1966. С.164–199.
Проблема «террористичности» революционного движения остро ставится с начала 20 века. Часто революционерами в своих трудах и риторике использовались термины и призывы к террору, но при этом в основном, делались оговорки, какой именно «террор» имеется в виду: «террор» как массовое явление, как одно из военных действий революционных масс или «террор» как единичные террористические акты, как индивидуальные покушения, и у них было различное отношение к этим видам «террора» [57] . Но некоторые исследовали стали унифицировать их деятельность и призывы в общетеррористическое состояние. Так, И. И. Карпец в работе «Преступления международного характера» заявляет следующее: «Марксистско-ленинская теория всегда отвергала террор в качестве способа достижения политических целей. Известно, например, высказывание юного В. И. Ленина по поводу действий его старшего брата, принимавшего участие в покушении на царя и приговоренного к смертной казни, о том, что «мы пойдем другим путем» [58] .
57
Будницкий О. В. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Ростов-н/Дону, 1996. С. 204.
58
Карпец И. И. Преступления международного характера. М., 1979. С.98.
Напротив, О. В. Будницкий во введении к книге «История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях», говоря о том же, утверждает: «Влияние террористических идей было чрезвычайно велико в российском освободительном движении. Их не чуждались, вопреки распространенному мнению, не только эсеры и анархисты, но и социал-демократы. Не осуждали, до поры до времени, и либералы. Ленин еще в статье «С чего начать?» подчеркивал, что «принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора» [59] . «Это одно из военных действий, которое может быть вполне пригодно и даже необходимо в известный момент сражения, при известном состоянии войска и при известных условиях. Но суть дела в том, что террор выдвигается в настоящее время отнюдь не как одна из операций действующей армии… а как самостоятельное и независимое от всякой армии средство единичного нападения» [60] . На основании этой цитаты В. Емельянов делает вывод о том, что В. И. Ленин не отказывался от террора как средства массового насилия над массой противников в решительный момент противоборства, в ходе вооруженного восстания, в период гражданской войны как одного из приемов решительного штурма, но он против терроризма – «террора» в смысле единичного нападения [61] . Важным моментом цитаты В. И. Ленина является то, что террор обозначается формой военных действий. На смешении террора и войны мы остановимся подробнее ниже.
59
Будницкий О. В. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Ростов-н/Дону, 1996. С. 16.
60
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 7.
61
Емельянов В. П. Террор и терроризм: вопросы отграничения// Право и политика. 2000. № 4, С.36.
Такие подходы свойственны и зарубежным авторам. Например, в США один из руководителей Госдепартамента США Ф. Уилкокс под терроризмом понимал «политически мотивированное насилие против мирного населения». Другой чиновник Государственного департамента США, Д. Лонгот отождествляет терроризм с «действиями по свержению существующего политического строя, по подрыву мирового международного порядка». В. Маллисон и С. Маллисон говорят уже не о терроризме, а о терроре: «Террор есть систематическое использование крайнего насилия и угрозы насилием для достижения публичных или политических целей».
Американские, и многие другие западные исследователи феномен террора и терроризма зачастую не отделяют от революционной деятельности. Например, У. Лакер считает что «терроризм – это старая угроза в новом обличии. 80–90 % террористов в настоящее время, либо представляют левое крыло, либо, по меньшей мере, пользуются их лозунгами». Аналогичные выводы делали и американские ученые Т. Френк и Б. Локвуд, заявляя о прямой зависимости между терроризмом и революцией. А М. Тамкоч и вовсе писал: «Терроризм есть нечто большее, чем анархизм, нацеленный на разрушение человеческой жизни и существующего порядка ради разрушения… Нет ничего политического в терроризме: это ужасная форма варварства». Но он сразу делал оговорку: «Терроризм имеет политическое значение только в том случае, если рассматривается в контексте большевистской революционной борьбы за мировое господство» [62] . Однако сами идеологи революции для себя четко определяли отграничение террора от революционного движения. Например, тот же В. И. Ленин писал: «Террор совершенно не связан ни с каким настроением масс. Террор был результатом – а также симптомом и спутником – неверия в восстание… Партизанские действия боевых дружин непосредственно готовят боевых руководителей масс. Партизанские действия боевых дружин теперь не только не являются результатом неверия в восстание или возможности восстания, а, напротив, являются необходимой составной частью происходящего восстания» [63] .
62
Цит. по: Василенко В. И. Международный терроризм в условиях глобального развития. Политологический анализ: Дис. д-ра полит, наук. М., 2003 (Из фондов Российской Государственной библиотеки) С. 53–59.
63
Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 12. С. 180–181.