Теряя сына. Испорченное детство
Шрифт:
Так у нас проходит утро – у друзей-соотечественников на далеком чужом берегу. Затем Эрик отправляется на пляж. «Волна в самый раз», – говорит он.
После его ухода я замечаю, что красный огонек автоответчика все еще мигает. Секунду я раздумываю, не стереть ли все сообщения не читая, но любопытство берет верх.
Первое сообщение – щелчок повешенной трубки. Второе от девочки Майи, моей бывшей соседки: «Привет.
Это Майя-тян. Я написала отчет, как вы меня просили. Увидимся завтра в кафе?» И третье. Я делаю непроизвольный вдох и закусываю губу. Я не слышала этот голос несколько лет, но вспомнила
«Привет, Джил, – сказал голос. – Это Филипп».
Филипп. Тот, кто разбил мне сердце.
1987
Я помню, как мы целовались под дождем. Мы стояли под огромным мокрым дубом, с которого лила вода. Мимо ехали и ехали машины. Промокшее платье липло к телу. Меня так переклинило, что я готова была заняться с ним любовью прямо там, упасть в грязную лужу, принять его глубоко в себя. Я думала, это любовь.
Мы встречались уже полгода. Для Филиппа пик увлеченности мной был уже позади. Он начал видеть мои недостатки, и перед ним уже начали открываться бескрайние горизонты Африки. Его раздражало, когда я звонила ему среди ночи, чтобы прочесть какое-нибудь понравившееся мне стихотворение.
Я в то время любила эпатаж.
Я считала, что художнику следует быть спонтанным и непредсказуемым. Всерьез думала, что чувствую все гораздо тоньше и глубже, чем остальные люди.
Бешеная страсть Филиппа придавала мне уверенности. Через неделю после первого свидания он сказал, что любит меня. Постепенно и я полюбила его – за его любовь ко мне. Я хотела выйти за него замуж и родить пятерых детей. Он говорил, что хочет пятерых, – неудивительно, ведь он вырос в большой, безумной семье ирландцев-католиков. В двадцать один год я была готова отписать ему свою душу. Думала, что больше никогда так сильно не полюблю. Я и представить себе не могла, что эта любовь к Филиппу не будет идти ни в какое сравнение с тем чувством, которое я, спустя несколько лет, буду испытывать к своему сыну.
Может быть, как влюбленность в Филиппа, это было как-то связано с расставанием. Девять месяцев Кей жил в моем теле, его ритмы совпадали с моими. Родившись, он покинул меня. Так началось его отдаление: он ушел дальше, когда впервые потянулся к отцу; еще дальше – когда впервые сам взял ложку; даже его первый шаг, хотя он и был направлен ко мне, был движением к независимости.
Вместо того чтобы пойти в университет на выпускную церемонию, я поехала в Бостон знакомиться с матерью Филиппа. Мы оба не особенно жаловали официоз и помпезность. Выпуск у нас был большой, и одни только дипломы вручали бы часа три. А ведущий – когда-то довольно известный, но позабытый негритянский певец, который последние несколько лет зарабатывал на жизнь в основном съемками в рекламе, – будет вешать на уши старую добрую лапшу о том, что мы будущее страны. Перебьются и без нас.
Никто из родственников Филиппа не собирался на церемонию. Его мать была занята в своей адвокатской конторе и не могла приехать. Братьев и сестер жизнь раскидала по всему земному шару. Элизабет в Англии, работает в банке «Барклиз», обручена с известным на весь мир сомелье; Кейт выучилась на ученого-антрополога и уехала в Кению проводить исследования – правда, совсем недавно она вернулась в Америку;
А мои родственники были недовольны. Родители придавали очень большое значение традициям и всяческим ритуалам. Они расстроились, лишившись возможности ощутить гордость за свою дочь. Бабушка с дедушкой собирались приехать из Мичигана – а это шестнадцать часов на машине. Позже я узнала, что бабушка специально для этого случая сшила новое платье. Они заказали бы громадный торт с моим именем, выведенным розовым кремом, надарили бы гору подарков. Фотоаппарат щелкал бы каждые десять секунд. Поэтому я чувствовала себя виноватой, когда садилась в самолет и даже после того, как мы приземлились в Логане.
Филипп ждал меня в здании аэропорта. Он прилетел несколькими днями раньше. Он чмокнул меня в губы и спросил, как я долетела.
– Ну, желудок всю дорогу как будто в пустоту проваливался, – сказала я. – Но это скорее из-за страха перед встречей с твоей матерью, чем перед свободным падением с высоты нескольких тысяч футов над Северной Каролиной.
Он рассмеялся, обнял меня за плечи, и мы пошли к пункту выдачи багажа.
– Не волнуйся. Ты ей понравишься.
Филипп как-то проговорился, что про его предыдущую подружку мать сказала, что она «первоклассная стерва». Он отвез ее обратно в дом ее матери в Миртл-Бич, а потом ни разу не позвонил.
Первое, на что я обратила внимание при встрече с миссис Маккарти, – это ее белые волосы. Крашеные, естественно, – и почему-то это меня сразу испугало. Если бы они были естественного цвета, пусть даже с проседью, как у моей матери, мне было бы гораздо спокойнее.
Второе – это красные, покрытые лаком ногти. При рукопожатии они слегка впились мне в кожу.
– Я много о тебе слышала, – сказала она улыбаясь, но ее глаза оставались холодными.
Мы ужинали втроем – табуле и фалафель из местного магазинчика, который держали выходцы с Ближнего Востока. Блюда на мой вкус оказались довольно экзотическими, но я этого не сказала – боялась показаться провинциалкой.
– Вкусно, – заметила я.
– Правда? – отозвалась она.
Мне казалось, она ждет, чтобы я сказала что-нибудь умное, доказала, что Филипп не врет и я на самом деле такая фантастическая, как он расписывает. Сразу было видно, что безыскусными комплиментами ее не взять.
Я подумала, не похвалить ли интерьер. Комната действительно была обставлена со вкусом, нигде не было видно валяющихся журналов; подушки аккуратно разложены; на мебели и лампах ни следа пыли – спасибо приходящей домработнице.
– Миссис Маккарти… – отважилась я.
– Называй ее просто мамой, – вмешался Филипп.
Миссис Маккарти слегка поморщилась. Ей была свойственна британская сдержанность, в отличие от Филиппа, которому была свойственна чисто американская непосредственность. Кроме того, такое детское обращение никак не подходило этой женщине, которая после обеда курила сигариллы. Мамой хорошо называть толстую булочницу с пухлой грудью, в выцветшем ситцевом платье в цветочек.
– Кейт приедет чуть позже, – сказала миссис Маккарти.