Тэсса на краю земли
Шрифт:
И теперь, обхватывая плотнее член в своей ладони, двигая ею вверх и вниз, Тэсса наслаждалась происходящим так, будто ласкали ее саму. Шум моря, крики чаек, все ускоряющееся сердцебиение Фрэнка, ветер в волосах дарили неведомую прежде свободу.
Как будто она ни с того ни с сего получила второй шанс.
Глава 14
Джон сварливый Хиченс изо всех сил колотил в садовую калитку невыносимой Бренды, но открывать ему никто не спешил.
По
Ему с раннего утра не терпелось ворваться в этот дом и устроить знатную головомойку его хозяйке, но ведь у каждого человека должно быть чувство собственного достоинства, не так ли? Джон полагал, что порядочному пенсионеру не стоит покидать кровать на рассвете, как это делают некоторые недалекие старушки, которым зачем-то понадобилось заводить корову.
Нет, порядочный пенсионер имеет право спать вволю, а потом долго пить кофе, прислушиваясь к шуму моря и своим воспоминаниям, гладить кошек, любоваться на идеально подстриженную лужайку, не обезображенную грядками и плодовыми деревьями, как у некоторых.
И только потом, сменив халат на брюки со стрелками и хрустящую от крахмала рубашку, отправиться наносить визиты.
Шарахнув ногой по калитке еще раз, Джон вдруг услышал за спиной топот, едва успел оглянуться и без всякого изящества отпрыгнуть в сторону — эта странная девчонка, Одри, пронеслась мимо, толкнула на бегу калитку и влетела внутрь с такой скоростью, будто за ней черти гнались.
Осудив про себя манеры современной молодежи, Джон решил последовать примеру Одри и войти без приглашения.
К дому Бренды вела непростительно узкая дорожка из красного камня. Все вокруг цвело и благоухало: клубничные поляны, персиковые деревья с еще зелеными плодами, груши и яблони. Набирали цвет крохотные толстые томаты, стелились по земле огурцы, арахис, фасоль и бобы прижимались к ограде.
Джон знал, что за домом есть курятник и коровник, а еще дальше, на полях, — ульи. Как можно тратить оставшиеся годы жизни на подобные хлопоты, было выше его понимания. Разве старость дана не для отдыха?
Бренда нашлась в тени огромного инжира, она подстригала лаванду, а возле ее ног стояла плетеная корзинка.
— Это ты напугал Одри? — буркнула Бренда, не потрудившись поздороваться. — Девчонка влетела в дом на всех парах.
— Доброе утро, — подавая пример отличного воспитания, произнес Джон. — Я не отвечаю за безобразное поведение нынешних подростков. Но скажи мне…
— Бренда! — прерывая его, крикнула Одри из окна. — Можно я приму у вас душ? Вот-вот придет Фанни и принесет мне одежду.
Еще и Фанни!
Джон
Не говоря уж о том, что в его время люди не выли на всю округу.
Бренда же вдруг с несвойственной ей проворностью преодолела расстояние между лавандой и домом и прошипела:
— Поступай как знаешь, но тихо. Еще раз закричишь — я оборву тебе уши.
— Ладно-ладно, — проворчала Одри, и ее голова исчезла из окна.
— Так для чего ты приперся? — повернулась к Джону Бренда.
— Ты снова нарушаешь мой покой, — процедил он. — Мало того, что твоя корова мычит и время от времени до меня долетает запах навоза. Мало мне пчел, которые то и дело летают туда-сюда. Мало того, что ты тайком двигаешь забор между нашими участками…
— Это ты двигаешь забор!
— Так теперь ты еще решила не давать мне спать! Это омерзительно, Бренда! Что за мяуканье раздается из твоего дома? Теперь ты мучаешь по ночам кошек?
— В корзинке, — невозмутимо ответила Бренда и вернулась к лаванде.
— Что — в корзинке? — не понял Джон.
— Ответ на твой вопрос.
Тогда он осторожно приблизился к указанному предмету, опасаясь той страшной твари, которая могла выпрыгнуть на него.
Но внутри лежал младенец.
Джон моргнул, не веря своим глазам, а потом опустился на колени — в своих дорогих светлых брюках прямо на траву, в суставах заскрипело и заныло — и заглянул в корзинку снова.
Младенец не спал, расфокусированно хлопал пронзительными голубыми глазками. Он был еще совсем крохотным, новорожденным, щекастым, губастым, бровастым.
И Джон подумал, что ничего прекраснее в жизни не видел.
— Где ты его взяла? — задыхаясь от зависти, восторга и грусти от утраченной впустую жизни, спросил Джон.
— Нашла, — ответила Бренда и тоже склонилась над корзинкой. — Ее зовут Жасмин. Это девочка.
— Тэсса назначила меня ее няней, — снова закричала Одри из дома, теперь уже из окна второго этажа. — Я буду жить теперь здесь. Так мэр велела!
— Господи помилуй, — вырвалось у Бренды, но Джон ее больше не слушал.
Все его внимание было приковано к крошечному личику. Как будто яркий свет озарил печальное существование Джона, и теперь появился давно потерянный смысл.
И он понял, что отдаст все на свете, лишь бы забрать это чудо себе.
После дождей воздух был теплым и влажным, как в парилке. От моря пахло водорослями и солью. Несколько острых камней ощутимо впивались в спину.
Фрэнк Райт был счастлив.
Однажды он был влюблен в девушку, в далекие, еще школьные времена. Он смотрел на нее издалека, не смея подойти ближе, оказаться лицом к лицу, увидеть страх и ненависть в ее взгляде. Как всегда, как у всех.