Тевтонский крест
Шрифт:
С гондолой Сыма Цзян управлялся почти так же ловко, как брави. Многоопытному мудрецу, видимо, довелось немало поплавать по речушкам Поднебесной на легких китайских джонках, так что и к белой кособокой посудине он приноровился довольно быстро.
Ждать, когда плавучие катафалки скроются из виду, Бурцев и Гаврила не стали. Воевода и сотник уходили в сторону восходящего солнца. К венецианскому порту уходили. Пробирались вдоль канала. Шли меж жавшихся друг к другу домов по узким, заваленным отбросами проходам, прыгали через кучи мусора и зловонные лужи. Понятно теперь, почему венецианцы
Шум раздался спереди. Стук тех самых высоких башмаков-колодок. И бряцанье железа. И тихая настороженная речь. И почти сразу – шаги сзади... Два отряда двигались навстречу друг другу. Два немаленьких отряда. Джеймс был прав: гвардейцы дожа все-таки вернулись. Гвардейцы начинали прочесывать улицы.
Бурцев и Гаврила переглянулись. Бежать? Поздно! Да и некуда им бежать. Справа – глухая каменная стена. Высокая – не перелезть. Слева – нависший над каналом особняк – тот самый, под балконом которого распевал серенады влюбленный лютнист. Двухэтажный домишко принадлежал какому-нибудь местному богатею. Большой, просторный – есть, наверное, где укрыться. Да только не про их честь то укрытие. Тяжелые двери с вычурной резьбой, маленьким смотровым окошком и крылатым львом над верхним косяком – заперты. На узких – головы не просунуть – окнах-бойницах нижнего этажа – массивные ставни.
А шаги и голоса все ближе. Венецианская стража вот-вот вывернет из-за угла. А то и с двух сторон сразу. Не сговариваясь, они стали спина к спине. Гаврила перехватил поудобнее короткое трофейное копье. Бурцев вынул из ножен палаш-чиавону. Левой рукой нащупал за пазухой рукоять «вальтера». В «железном пальце» оставался последний «шум смерти» Шумок. Заключительный аккорд...
Скрипнуло. Негромко, но очень уж неожиданно – над самым ухом. Два бойца, приготовившихся уже подороже продавать свои жизни, отскочили в сторону. И воззрились в удивлении на приоткрытую дверь особняка. Изящная женская ручка призывно махала из узкой щели.
– Синьорэ! Куа прэго![141]
Размышлять было некогда. Раз дверь открывается, значит, это кому-нибудь нужно. И вряд ли в данный момент нужно больше, чем им самим. Бурцев впихнул Гаврилу в полумрак чужого дома первым. Следом ввалился сам. Закрыл дверь. Задвинул здоровенный засов. Прислонился спиной к тяжелой створке.
Их спасительница стояла напротив. Невысокая чернявая смуглокожая женщина. Молодая – ненамного старше Аделаидки. В руках – подсвечник. Зажженная свеча – толстая и оплывшая – давала достаточно света. Хозяйка рассматривала гостей. Гости глазели на хозяйку. Да, было на что. Блестящие карие глазки – обворожительные, но чуть припухшие и покрасневшие будто бы от слез. Нос горбинкой. Пышные, будто вымытые модным шампунем из телерекламы, волосы. Высокая объемистая грудь, выпирающая из застенков тесного платья.
Округлые плечи и длинная шея были прикрыты платочком. На платке – очень милая вышивка: золотой крылатый лев, напоминавший рисунок с печати дожа. Тонкие ухоженные руки с длинными пальцами... Один из пальчиков прижат к губам. Безмолвный жест, понятный на всех языках мира: молчать!
Они и молчали. С минуту, наверное, провели в полной тишине, прислушиваясь, как за дверью стихают
– Красивая, – нарушил молчание хриплый шепот Гаврилы.
Даже в темноте было видно, как горят глаза новгородца. Бурцев возражать сотнику не стал. Да, красивая – чего уж тут.
Темноокая красавица тоже что-то прошептала. Бурцев развел руками – не понимаю, мол, улыбнулся виноватой улыбкой. Венецианка знаком велела следовать на ней. Пошла впереди, освещая путь трепещущим пламенем свечи.
Их вели по первому этажу, забитому неразличимым в потемках хламом. Потом по узкой скрипучей лестнице – на второй. Поднялись... Несколько шагов прямо по коридору. Поворот направо. Остановились перед небольшой дверью. Незнакомка открыла.
Спальня...
Хозяйка указывала на кровать. Кровать была добротной, широкой – троих выдержит. Да хоть четверых! Резные львы на спинках выжидающе смотрели на вошедших. Небольшое зеркало в массивной золотой оправе отразило побледневшие лица гостей.
То есть как это? Вот так вот сразу? И с двумя одновременно?! Гаврила озадаченно крякнул. Отступил обратно к двери.
– Чего это она, Василий? – в голосе неустрашимого новгородского богатыря слышался испуг. – У нас, на Руси, так не принято...
Бурцев тоже недоуменно воззрился на развратную венецианку.
– Э-э-э... Синьора. Синьорина... Мы это... Руссо туристо... Облико морале...
Ну, как ей еще объяснить?! Итальянцев в роду Бурцева, похоже, не имелось: спасительная генетическая память на этот раз молчала. «Итальяно» он по-прежнему не понимал.
– О! Руссо! – удивилась брюнетка с крылатым львом на плечах. – Руссишь?
– Я! Руссишь! – обрадовался Бурцев. – Шпрехен зи дойч?
– Я! Я! – закивала итальянка.
– Дас ист гуд!– выдохнул Бурцев с облегчением. – Дас ист зер гуд!
Кажется, они все же нашли с этой дамочкой общий язык. Бурцев заговорил по-немецки, тщательно подбирая слова и стараясь не обидеть ненароком венецианку:
– Мы вам очень признательны за спасение, синьора. Но ваше предложение... Видите ли, у меня есть жена, а мой друг...
Женщина удивленно пожала плечиком:
– У меня тоже есть муж, – но какое это имеет значение.
– А? – не понял Бурцев. – Э?
– Или, может, вы подумали, что я... что вы... что мы...
Они с Гаврилой переглянулись. Ну, да, вообще-то они подумали...
Слабая улыбка скользнула по устам венецианки.
– О, нет, не так быстро, синьоры, не так быстро... Я просто пыталась объяснить, что свое оружие вы пока можете спрятать здесь – под кроватью. Моя спальня – надежное место.
Бурцев медленно и основательно краснел и чувствовал это всем своим кожным покровом. «Не так быстро, синьоры...» Да уж, конфуз-с!
Копье и чиавону хозяйка сунула под защиту кроватных львов.
– Теперь прошу сюда. – Их выставили из спальни. Провели в соседнюю комнату. Всучили целый ворох разноцветного тряпья.
– Тут вещи моего мужа и кое-какое платье слуг. Примерьте.
– О, не стоит так беспокоиться! – заартачился было Бурцев.
– Стоит-стоит! – безапелляционно заявила очаровательная брюнетка. – Вы ведь промокли до нитки. Вам нужно переодеться.