Тевтонский крест
Шрифт:
Эх, нужно-то нужно, кто ж спорит, но это...
С кислыми минами Бурцев и Гаврила перебирали одежду. Необъятные рубахи, камзолы и – тьфу ты пропасть! – злополучные узкие штаны-колготы – яркие, пестрые, отчего-то так любимые итальянскими щеголями.
– Я вас оставляю, синьоры. – Дамочка удалилась, притворив дверь.
Бурцев вздохнул:
– Ладно, Алексич, переодеваемся. Считай, что это приказ.
М-да... Новгородский богатырь Гаврила Алексич в венецианских колготках выглядел весьма колоритно. Впрочем, на свой счет Бурцев тоже не обольщался. Хорошо, что зеркало имелось только в спальне
– Ну, воевода! – пробасил сотник.
– Сам такой, – огрызнулся Бурцев.
Брюнетка, однако, оглядела их новый наряд с одобрением, зацокала язычком, даже хлопнула в ладоши:
– Вот теперь вы похожи на людей! На достойных граждан Венецианской республики, а не на каких-нибудь бродяг-чужестранцев.
Что ж, хоть какая-то польза от дурацких колготок! Бурцев немного расслабился.
– Как вас зовут, синьора?
– Называйте меня Дездемона.
Ну и ну!
– Простите, а мужа вашего, случайно, не Отелло кличут?
– О, нет! Джузеппе. Он у меня купец. Знатный венецианский купец.
Брошено это было с таким презрением, что Бурцев невольно посочувствовал бедняге Джузеппе. Эта пара явно не могла похвастаться гармонией супружеских отношений.
А по щеке хозяйки уже скользнула слезинка. Женщина смахнула предательскую влагу. Улыбнулась. Той жалкой беспомощной улыбкой, которой улыбаются, когда безумно хочется плакать.
Бурцев нахмурился. А брюнеточку-то нашу, никак, кто обидел. Гаврила тоже задышал сипло, сердито.
– А вас, синьоры... Как зовут вас?
– Вася, – пробормотал Бурцев. – Василий.
Ткнул локтем новгородца, засмотревшегося на венецианку. Шепнул по-русски:
– Назовись!
– Гаврила, – пробасил Алексич.
– Базилио и Габриэло, значит? Очень мило...
Глава 40
Глядя в эти карие заплаканные глаза, Бурцев чувствовал себя крайне неловко. Беседа не клеилась. В конце концов он спросил напрямую:
– Синьора Дездемона, я вижу, вы чем-то расстроены. Мы можем вам помочь?
– Помочь? Мне?
Щеки ее горели. Глаза блестели от слез. Но стыд заставлял стискивать зубы. Хм, кажется, дело тут касалось весьма интимных вещей.
– Ну да. Помочь вам. Вы избавили нас от крупных неприятностей, и теперь мы просто обязаны хоть чем-то отблагодарить вас. Если это в наших силах... Не стесняйтесь, синьора...
И вот тут она не выдержала. Дездемона рухнула на низенькую табуретку, разрыдалась.
Вообще-то Бурцев не выносил женских слез. Он попросту терялся и понятия не имел, что следует делать, когда барышни и дамы бьются в истерике. Так в свое время было с Аделаидой. Так было и сейчас. Гаврила тоже пребывал в замешательстве. Здоровяк-новгородец лишь неловко гладил огромной лапищей пышные волосы венецианки и растерянно лупал глазами на воеводу. Приказа ждал, что ли...
– Синьора, перестаньте, прошу вас! – Бурцев присел возле рыдающей женщины. – Объясните, наконец, в чем дело?
– Джузеппе! Джузеппе! Джузеппе! – с ненавистью выплюнула она сквозь слезы.
Однако! Венецианскому купцу нужно
– Ваш муж вам изменяет?
– О, нет! Он не способен на это. Его мужская сила давным-давно заплыла жиром. Единственное, что интересует моего супруга, – это деньги. Прибыль! Барыш! Он старается извлечь его отовсюду, он ищет его во всем. Даже... – слезы теперь лились градом, – даже в собственной жене.
– Не понимаю, – честно признался Бурцев. – Ничего не понимаю!
Дездемона взяла себя в руки. Плечи венецианки еще нервно подергивались, но плакать купеческая супруга перестала:
– Это, в самом деле, трудно понять, синьоры! Джузеппе сделал и преумножает свое состояние за счет торговли венецианским стеклом. А все потому, что моему мужу благоволит член Большого и Малого Советов республики, Глава гильдии стеклодувов синьор Моро.
– Это плохо?
– Беда в том, что у синьора Моро есть сынок. Отвратительнейший тип по имени Бенвенутто. И он вознамерился во что бы то ни стало залезть ко мне в постель. Вы видели зеркало в моей спальне? Так вот это дорогая, очень дорогая вещица – подарок Бенвенутто.
– Ну, это, наверное, не так страшно. Неприятно, конечно, но если он ограничивается презентами и не преступает известных границ...
– Преступает, еще как преступает, синьоры! Этот юнец днем и ночью горланит серенады под моим балконом и сутки напролет умоляет о свидании!
Ага... Бурцев припомнил лишенного музыкального слуха лютниста из гондолы. Да, «горланит» тут, пожалуй, самое подходящее словечко.
– А что же ваш муж? Почему он не набьет морду наглецу?
– Мой супруг не желает портить отношения с семейством Моро. Выгодные коммерческие связи для него превыше всего. К тому же синьора Моро прочат в дожи, если с синьором Типоло вдруг что-то случится. Ну, знаете, как это бывает...
Бурцев знал. По крайней мере, догадывался. О грызне венецианского дожа и сенаторов за власть он был наслышан.
– ...А уж ссориться с сыном будущего дожа Венеции мой Джузеппе и вовсе не намерен, – продолжала несчастная.
– Так значит, ваш Джузеппе спокойно терпит молокососа, который вьется вокруг его жены?
– Более того, он рад всячески услужить синьору Моро и его сыночку.
– То есть как услужить? В каком смысле?
Венецианка пылала от стыда и гнева.
– Посмотрите вокруг, синьор Базилио! Вы видите рядом моего мужа или хотя бы одного слугу? Я осталась одна в этом доме! Слабая, беззащитная женщина! Вот уже третью ночь подряд Джузеппе уходит, как он выражается, по неотложным делам и отсылает всех слуг. Не догадываетесь почему?
– Чтобы никто не помешал вашему свиданию с Бенвенутто?! – поразился Бурцев.
– Вот именно! Вчера ночью этот юнец уже порывался проникнуть в дом – закидывал с гондолы на балкон веревочную лестницу. Я окатила его помоями. Он страшно ругался. А утром был жуткий скандал с Джузеппе. Представляете, мой муж требовал, чтобы я не противилась Бенвенутто, какие бы действия тот не предпринимал! Кричал, что сын синьора Моро – желанный гость в его доме. Когда я пыталась возразить, Джузеппе едва не убил меня. Не расцарапай я ему его наглую жирную морду... Да вот полюбуйтесь сами!