The Beginning of the End
Шрифт:
Роза пошла в ванную комнату для прислуги, в которой меньше недели назад купали Алекса. Хоть бы мальчик уцелел! Роза не осознавала этого, но на самом деле уже всем сердцем желала победы врагам своей хозяйки. Пусть Эвелин О’Коннелл вновь обнимет сына, а ее муж, храбрый военный, с помощью своих друзей-меджаев убьет Царя-Скорпиона и отправит его армию следом за ним, в подземный мир… Роза слышала от Хафеза, что такое можно сделать.
Англичанка замерла, стоя голой под струями горячей воды.
Ну конечно, так тому и следует быть! И только если О’Коннеллы остановят это зло, ее хозяйка может спастись.
Роза смыла душистое мыло
Энергично растеревшись полотенцем, англичанка надела свое универсальное темное платье, которое можно было носить где угодно. Стоя в ванной перед зеркалом, она расчесала щеткой короткие волосы. А потом замерла, глядя на свое отражение хмуро и сосредоточенно.
У нее не было привычки часто смотреться в зеркало. Может, поэтому Розе Дженсон вдруг показалось, что на нее оттуда глядит кто-то другой?..
Разом припомнив все страшные поверья, связанные с зеркалами, служанка поспешно тряхнула головой и отступила. Она вернулась в свою комнату, словно у нее были срочные дела… а потом вспомнила, что никаких дел без госпожи быть не может, и грустно села на краешек своей кровати с железными шарами.
Но Роза просидела в неподвижности недолго - вдруг голубые глаза ее заблестели, и англичанка встала, точно подхваченная чужой волей. Кажется, она придумала, чем себя занять и как помочь общему делу.
Отправившись на кухню, Роза сварила себе кофе. Там уже был занят повар Салах, наполовину нубиец. Он настороженно посмотрел на горничную, но без всяких вопросов уступил ей серебряную турку.
Роза расставила на подносе кофейник, чашку и блюдо с колотым сахаром и печеньем так привычно, будто хозяйничала на своей собственной кухне. Чувство вины стало почти физически болезненным.
Эти местные повара, полотеры, открыватели дверей могут спать спокойно: они никогда не пользовались таким доверием госпожи и не были к ней так близки, чтобы теперь отвечать за нее. И, самое главное, - ни один из них, в отличие от Розы Дженсон, не был…
Англичанка отогнала эту мысль, возвращаясь с подносом в комнаты.
Но она пошла не к себе. После небольшого колебания Роза толкнула дверь в спальню Меилы. Пройдя боком со своим подносом, служанка поспешно закрыла дверь плечом, словно затем, чтобы никто не застал ее на месте преступления. Потом поставила свою ношу на низкий египетский столик и перевела дух, осматриваясь.
Спальня Меилы Наис была пустой и холодной как подземная гробница. Как будто все чудесные старые и новые вещи, наполняющие ее, уже никогда не понадобятся египтянке. Роза зажмурилась: таким ужасным и всепоглощающим было чувство узнавания.
Когда-то, в незапамятные времена, рыжая служанка Хенут точно так же вернулась в женские покои во дворце Сети, в опустевшую комнатку Анк-су-намун. И точно так же Хенут ошеломил блеск драгоценностей, которые не понадобятся ее хозяйке больше никогда…
Но сейчас еще не все потеряно. Роза заставила себя собраться и, присев на бархатную кушетку, отхлебнула своего крепкого горячего кофе. Это окончательно вернуло ясность мыслям.
Поднявшись, Роза подошла к книжному шкафу у стены, заставленному сверху донизу. Он стоял здесь так давно, что, наверное, оставил отпечаток на лиловых шелковых обоях.
Разумеется, здесь были не все книги, имевшиеся в доме, - у господина
В круг ее интересов входили не только история и археология - но и политика, и экономика, и даже инженерное и горное дело. И были ценнейшие работы по оккультизму и спиритизму, в особенности касавшиеся теории реинкарнации. Меила Наис жаждала досконально изучить не только прошлое Египта и свое прошлое, но и возможности своей души.
Когда дошло до дела, то есть до Имхотепа… теория египтянке нисколько не помогла. Но, может быть, Роза сможет взять что-нибудь в ее книгах на вооружение?.. Теперь, когда ее госпожа вернулась разумом в эпоху Сети?..
Чувствуя себя так, точно совершает святотатство, Роза Дженсон открыла застекленные дверцы и стала осторожно пересматривать книги. Потом выудила несколько томов, чихнув и утерев нос рукавом, и вернулась с ними к кушетке.
Она читала и просматривала хозяйские книги так долго, что потеряла счет времени. Ничего существенно нового англичанка не узнала - только чувствовала, что это накопление знаний, необходимое, чтобы “прорвало плотину”. Роза никогда не обманывалась насчет своего образования - по этой части ей было далеко до Меилы, как и по части храбрости, ловкости и красоты. Но Роза кое-чего нахваталась, пока служила у своей хозяйки, которая всегда поощряла ее любознательность. И в такой момент, когда госпожа опять потеряла саму себя…
Роза чувствовала, что Аббас никогда не сделал бы с ней такого, как Имхотеп с Меилой: даже если бы мог.
Наконец, устав и проголодавшись, Роза отложила книги.
Ничего.
Оглядев спальню, она вновь почувствовала себя одинокой и беспомощной. Подумала даже, не занимается ли глупостями, - может, следовало кому-нибудь срочно написать? Телеграфировать?..
– Пойти в полицию, - сказала Роза вслух. Прыснув от такой мысли, она почувствовала себя легче.
Служанка вновь пошла на кухню, где Салах щедро отвалил ей желтого риса с шафраном. Курица оставалась еще с парохода. Возвращаясь назад, Роза мимолетно удивилась: как это можно жить одними потребностями желудка и сплетнями, как эти простые арабы, и ничего больше не хотеть?
Но если бы все были такие жадные до знаний и беспокойные, как мисс Меила и ее служанка, люди, пожалуй, скоро уничтожили бы мир без всяких монстров. Роза вздрогнула, когда ей пришло это в голову. Много учиться и насыщенно жить - это привилегия, и притом такая, которая ко многому обязывает…
Она наскоро пообедала и вернулась к своим книгам.
Читала до тех пор, пока за окном не стемнело. Почти все без пользы: и только под конец ей попалась статья одного немецкого профессора, оккультиста и специалиста по психическим явлениям. В ней рассказывалось о феномене “раздвоения личности” без заумных психиатрических терминов, которые заставляли Розу теряться. “Психиатры придумали столько обозначений душевных болезней, в которых путаются сами, - писал немец, - только потому, что до сих пор объясняли их лишь с позиций материалистической науки. Но эта наука до сих пор не дала внятных объяснений большинству психических феноменов, как и не научилась как следует лечить душевные аномалии”.