The Beginning of the End
Шрифт:
Розу отвезли в родильный дом через пять дней после того, как Меила вернулась. Аббас очень волновался и не скрывал этого. Он дожидался жену в больнице все время, пока она рожала, - целых пять часов.
Роза подарила мужу сына, и Аббас был так счастлив, что плакал. Однако, когда Меила навестила ослабевшую Розу в палате, она заметила ее беспокойство.
Мальчик родился с темно-каштановыми волосами и смуглее, чем мать, - лицом он тоже напоминал отца. Наверное, превратится в одного из тех красавцев-полукровок, которые сводят западных женщин с ума…
– Как вы его назвали?
–
Роза вскинула стриженую рыжую голову.
– Мы? Мы его не называли и не назовем, - твердо сказала служанка.
– Нашему мальчику нарекут имя в церкви, когда будут крестить.
Тут Роза как-то виновато улыбнулась и прибавила, понизив голос:
– Иначе бы Аббас не согласился, чтобы я назвала сына английским именем.
Меила усмехнулась.
– Аббас считает, что авторитет святой католической церкви выше авторитета его жены. Что ж, и на том спасибо.
Однако эти планы пришлось изменить - чтобы получить свидетельство о рождении, родителям пришлось самим дать мальчику имя.
Это вызвало долгие пламенные препирательства - и под конец утомленная мать пошла на компромисс, и было принято парадоксальное решение. Аббас даст сыну арабское имя, а потом, в церкви, ему будет дано другое, крещеное!
Роза, конечно, была расстроена, а Меила хохотала от всей души. Что ж, закономерный итог в таком браке. Зато теперь все остались довольны.
Аббас назвал сына Камилем, как его и записали в метрике; а через десять дней, в церкви Богородицы Скорбящей*, мальчику дали имя Эдвард. Священник приподнял брови при виде не по-здешнему смуглого ребенка, но, к радости Розы, не прослышал ничего о “мусульманской хитрости”.
Несколько недель обе молодые матери были полностью поглощены заботами о своих детях, но потом Меила решила, что пора вспомнить о делах. Она даже не знала, как приступить к этому. Следовало возобновить связи с теми, кто мог бы ей помочь.
Меила не раз задумывалась, как Имхотеп относится к тому, что именно она обеспечивает их семью. Конечно, их ситуация была исключительной. Может быть, поэтому Имхотеп отдалился от нее в последние месяцы?..
Она осторожно заговорила с мужем об этом… жрец, казалось, не был задет и хладнокровно напомнил ей о недавнем прошлом Европы, когда обедневшие аристократы женились на богатых наследницах. Собственно говоря, такое случалось до сих пор.
И неограниченный прирост капитала, к которому стремились современные магнаты, вовсе не всегда означал жизненный успех.
Если понимать “жизненный успех” так, как понимал его он, побывавший по ту сторону смерти…
– Прости, - прошептала египтянка, когда они с мужем наконец объяснились. Несмотря ни на что, она до сих пор чувствовала перед Имхотепом вину за отцовские деньги.
– Я никогда… Я не хотела сказать, что в чем-то превосхожу тебя!
Жрец улыбнулся.
– Ты меня во многом превосходишь, - спокойно сказал он.
– Но я не хотел бы получить такое превосходство, как ты.
Меила опустила голову, поняв, что речь идет о пресловутом “прогрессе” - том, который не-истина.
Она бросилась в объятия
Меила навела справки об Оскаре Линдсее - к своему облегчению, его имя египтянка нашла в телефонном справочнике. А ее опекун теперь важная птица! Или это она так отстала от века?..
У них в съемной квартире, в гостиной, тоже был установлен телефон, и Меила позвонила Линдсею не откладывая.
Трубку взяла какая-то женщина: может, супруга, а может, служанка. Или взрослая дочь. Она же почти ничего не знает о жизни этого англичанина здесь…
Меила, сдерживая волнение, попросила позвать мистера Линдсея, и тот почти сразу подошел к телефону.
Голос своего опекуна египтянка с трудом узнала; однако он вспомнил свою собеседницу еще до того, как она представилась.
– Мисс Наис? Меила? Господи Иисусе, как я рад вас слышать!
Египтянка даже смутилась от этой интонации; но потом подумала, что Линдсей, наверное, больше всего рад, что она все еще жива и не натворила громких дел.
– Я тоже очень рада вас слышать, сэр, - улыбаясь, сказала египтянка. Она прикрыла трубку рукой и быстро оглядела гостиную.
– Я теперь замужем и снимаю квартиру в Лондоне… у меня родилась дочь.
Меила помолчала, улыбаясь и чувствуя душевный отклик своего собеседника.
– Не хотели бы вы зайти ко мне в гости?
Очевидно, Линдсей понял, что это не просто так. Когда он ответил, его голос был серьезен.
– Хорошо, Меила, я с удовольствием навещу вас. Я свободен по вечерам после шести, только воскресенье провожу с семьей.
Египтянка облизнула губы.
– Вас устроит завтра, в семь часов? Мы ужинаем в восемь. А я бы хотела до ужина познакомить вас с моим мужем и кое-что обсудить.
– Договорились. Диктуйте адрес, - Линдсей говорил уже совершенно деловым тоном. Меила заставила себя отбросить опасения и продиктовала адрес своему бывшему опекуну.
Потом они тепло, но коротко распрощались. Меила некоторое время сидела у аппарата, опершись локтями на стол, глубоко задумавшись, - потом поднялась и, поплотнее запахнув просторный шелковый халат, отправилась к мужу, который был занят с Фэй.
Меила встретила гостя в широком пестром пеньюаре - вольность, позволительная молодым матерям. Линдсей заметил, что ее фигура еще не утратила округлости после родов. Он улыбнулся, шагнув в прихожую и сняв шляпу.
– Добрый вечер, Меила.
Миссис Уорминг приняла у гостя пальто, отряхнув его от снега, и предложила новые домашние туфли. Был январь, и на улицах хватало грязи.
Некоторое время Линдсей и Меила рассматривали друг друга при слабом электрическом свете. Меила стала старше - и, конечно, материнство и жизненные испытания не прибавили ей красоты; однако египтянка была все еще очень эффектна. Она была из тех, кого мужчины не забывают.
Меила же про себя подумала, что Линдсей превратился в старика, и немудрено, что она не узнала его по голосу. Однако она была очень рада его видеть. Улыбнувшись, хозяйка пригласила Линдсея в гостиную.