The Beginning of the End
Шрифт:
Наконец египтянин сказал:
– Хорошо, пусть будет так. Я понимаю, от чего ты отказалась, когда стала моей женой.
Тут Аббас улыбнулся своей неотразимой улыбкой.
– И я сам хотел, чтобы наш ребенок говорил с Богом на твоем языке.
Роза, ахнув от радости, бросилась мужу на шею и порывисто поцеловала.
– Спасибо!..
Аббас прижал ее к себе.
– Это не так просто, - сказал он дрогнувшим голосом.
– Быть мусульманином - значит иметь многие прочные связи, которых вы, европейцы, не понимаете!
Он посмотрел
– А я теперь связан только с тобой и с нашими хозяевами.
Роза опустила глаза.
– Я понимаю.
Она опять подошла к корзинке, достала из нее теплого со сна котенка и начала гладить и покачивать его, точно свое нерожденное дитя. Аббас улыбался, глядя на это, и не мешал им.
Англичане вернулись из экспедиции усталыми и разочарованными. Они ничего не нашли - только пересыпали пустой песок изо дня в день. Какой убыток для их спонсоров!
Даже такой великий национальный музей, как Британский, существовал в большой степени за счет частной поддержки.
За это время назначили нового главу администрации музея - того джентльмена, который был заместителем Хафеза, Орвила Бертрама. Этот англичанин был в хороших отношениях с покойным - но Меилу знать не знал, и к египтянам относился очень настороженно. Британцы вообще не любили иностранцев, а тем паче иммигрантов с востока. Самое забавное было то, что господа, подобные Орвилу Бертраму, смотрели на современных египтян как на тех, кто крадет их собственное культурное наследие…
Теперь на поддержку лондонских коллег рассчитывать не приходилось - и скоро семье Амир угрожали финансовые затруднения. Само собой, о подпольной торговле древностями после смерти Хафеза следовало забыть.
Бизнес? Это было слишком европейское - вернее сказать, американское понятие для их страны.
Возможно, им удалось бы начать какое-нибудь прибыльное дело - например, вложиться в одну из новейших промышленных корпораций, которые объединяли существовавшие раньше мелкие предприятия. Такова была общеамериканская тенденция, захватившая и Европу.
Имхотеп, знавший об этих гигантах со слов жены, был потрясен не столько великими технологиями двадцатого века - сколько общей их вредоносностью.
– Я бы примирился со всем этим, если бы вы могли остановиться, - сказал жрец.
– Но ведь вы все время стремитесь обогнать друг друга! Неужели вы не понимаете, что все равно прибежите только к смерти?..
Меила, которая уже познакомилась с темпом жизни и воздухом Лондона, под взглядом мужа неожиданно снова почувствовала себя так, точно задыхается от этого смога. Египтянка прижалась к Имхотепу, зажмурившись в его объятиях.
Благословенная Та-Кемет, Та-Мерит, - жизнь в ней была так неспешна, что каждый день, казалось, вмещал в себя тысячу нынешних суматошных дней…
В Каире это еще не так ощущалось - но им в скором времени придется возобновить связи с Европой. К счастью, Англия живет все же более консервативно и размеренно, чем Америка. Про себя Меила называла
Но пока для нее главное - родить здорового ребенка. Меила однажды спросила Имхотепа, кого бы ему хотелось, сына или дочь, - а жрец отвечал, что это две радости, которые нельзя сравнивать. А когда они размышляли о том, какое имя дать ребенку, Имхотеп сказал, что для него это все едино.
– Ваши имена для наших богов одинаковы, - сказал он.
– И для Бога, которому вы поклоняетесь, между ними, кажется, тоже нет разницы!
Меила решила, что назовет ребенка, все равно, сына или дочь, английским именем. Она пока еще не выбрала, каким.
И она, и Роза хорошо переносили свою первую позднюю беременность. Но когда пошел седьмой месяц, Меиле опять начали сниться беспокойные сны. Иногда она будила мужа своими стонами.
– Я опять была Анк-су-намун, - жаловалась египтянка, когда муж подносил ей стакан воды. Имхотеп и без объяснений понимал это. Сам жрец часто видел во сне прежнюю жизнь - но для Имхотепа она и не прерывалась, и он не рождался человеком другой эпохи, как его супруга!
Однажды Меила спросила:
– Ты бы хотел, чтобы я опять стала Анк-су-намун?
– Нет, - сказал Имхотеп.
Меила была счастлива осознать, что это искренне. Но, вместе с тем, возобновление снов все больше тревожило ее. Не значит ли это, что, зачав ребенка от Имхотепа, она снова ощутила связь со своей прежней сущностью?..
Но пока загадывать, как и сопротивляться, не имело смысла.
Когда до родов осталось два месяца, супруги Амир со своими слугами отправились в Лондон. Имхотеп впервые готовился, - в новом человеческом обличье и с новым пониманием вещей, - ступить на чужую землю, о которой до сих пор только читал.
========== Глава 37 ==========
В море с Меилой случилось то, чего она и ожидала, - напала тошнота и дурнота, сильнее, чем когда-либо раньше. Несмотря на свою свободу, египтянка все равно вела слишком замкнутую жизнь. Или Анк-су-намун воспротивилась этому отъезду?..
Для дочери Та-Кемет не могло быть судьбы страшнее, чем умереть на чужбине…
Конечно, Меила не позволяла себе сейчас задумываться о таких вещах. Сидя на привинченной к стене койке, застеленной клетчатым шотландским пледом, бледная египтянка улыбалась полному тревоги мужу.
– Иди на палубу, полюбуйся морем, - Меила усмехнулась.
– Вот красота, от которой меня всегда тошнит.
– Я посижу с госпожой, сэр, - Роза подошла к Имхотепу с другой стороны.
– Не беспокойтесь.
Имхотеп перевел взгляд с горничной на жену.
– Тебе что-нибудь нужно?
Меила качнула головой.
– Нет, дорогой брат.
Когда она называла его так, говоря по-английски, это звучало почти кровосмесительно… запретно. Имхотеп, тоже ощутивший волнующую остроту ее слов, с улыбкой наклонился и поцеловал Меилу в губы, приподняв лицо жены за подбородок.