Тигриное око (Современная японская историческая новелла)
Шрифт:
Не в силах сопротивляться этим мрачным мыслям, он как-то прорыдал всю ночь:
— Жизнь моя прошла впустую…
И сейчас снова в памяти всплыли те тяжкие дни. А тут еще этот юнец, не хлебнувший пока что ни тягот, ни лишений, вопрошает — что же будет потом, когда он достигнет вершин?..
Наверно, просто невежа. Выскочка, не имеющий понятия о приличии.
«Ну а тогда зачем ты вообще занимаешься?» — хотел спросить его Тору, но удержался. Этот вопрос затрагивал самые основы искусства, — не обсуждать же их сейчас с этим молодым человеком.
Тору видел тонкий
А может, этот юноша простодушно выпаливает все, что приходит ему в голову? Да и вопросом о том, что будет, когда станешь мастером, задавался не только он, Тору, это тревожило всех мастеров без исключения.
— Ну, хорошо, еще как-нибудь поговорим с тобой, — проговорил Тору, вставая. Оглянувшись, он увидел: Сакаэ сидел все в той же позе на холодном полу.
Утром пришел Ёсида Окунодзё. Тору жил в деревенском доме, лишь отчасти перестроенном. Несколько сливовых деревьев в цвету вокруг дома придавали окрестностям живописный вид.
Окунодзё — самурай из провинции Тояма, составлявшей часть территории клана Кага, глубоко уважал Тору и был одним из непосредственных учеников основателя школы Тэнсинъитто. В основном он занимался Рэнтанхо, а отдельными приемами не очень увлекался. Его больше интересовало воспитание характера и выработка терпения.
Окунодзё, остановившись под сливовым деревом, низко поклонился и подошел к Тору, сидевшему на энгава. [188]
— Я насчет школы Ёсицунэ Симмэй… — проговорил он.
Так называлась школа, где Сакаэ раньше изучал искусство владения мечом. Надо сказать, что в любом искусстве то, что выучил в самом начале, хочешь не хочешь обычно помнится лучше всего — вот почему влияние этой неизвестной школы Сакаэ было значительным. Окунодзё разузнал о ней у своего знакомого, самурая из Кага.
188
Энгава — открытая узкая галерея, или терраса, с двух или трех сторон окружающая японский дом. В дождь или снег галерею можно было оградить от непогоды ставнями, в теплый день ее соединяли с интерьером комнат, раздвинув сёдзи.
— Основал школу глава полицейской управы клана, по имени Намбо Тадзаэмон — прекрасный фехтовальщик. У него было много почитателей и учеников.
Школа была провинциальная, но явно процветающая.
— Так эта школа и в самом деле одна из киотоских?
Если название школ начиналось со слова «Ёсицунэ» или «Курама», можно было почти с уверенностью сказать, что они брали начало в одной из восьми киотоских школ. Однако в них отсутствовала изысканность Киото; стиль был довольно агрессивный, с прыжками и скачками.
— Совершенно верно. Но похоже, к ней добавили особенности школы Синкагэ и назвали Ёсицунэ Симмэй. К примеру, одна из позиций тати называется Энби, «круговая защита» — это, очевидно, слово «Энби» школы Синкагэ, только там оно пишется
Скорее всего, так оно и было. Искусство владения мечом было уже разработано настолько подробно, что, начиная с определенного момента, «новая» школа могла появиться лишь за счет соединения старых элементов.
— Тренировки там тяжелые, и в течение многих лет ученики не занимаются ничем, кроме ударов в голову противника, причем без защиты лица и рук. Мечи у них из молодого бамбука в три сяку с лишним, на конце вырезан знак «десять», [189] меч убирается в чехол из красной кожи.
— Лицо и руки открыты? — переспросил Тору. Тяжелые тренировки для него были не в новинку, но обычно голову учеников защищал специальный толстый покров или маска, похожая на корзинку из бамбука. — И что же, они там обходятся без ранений?
189
Иероглиф, означающий «десять», представляет собой две взаимно перпендикулярные прямые и по форме напоминает крест.
— Нет, бывает, что и ранят друг друга. Если кому-нибудь лоб до крови разобьют, сразу подбегает тот, кто в этот момент не занят, и накладывает повязку. А учитель прежде всех об этом узнает. Бывало, укажет: «Поранил!», и кто-нибудь сразу кидается перевязывать, кровь уже потом проступает.
— Ну и ну… — проговорил Тору. Перед глазами встала сцена деревенской школы, где учитель сосредоточенно работает вместе с учениками.
— И какие у них степени?
— Проще и быть не может. Степеней всего три — энби, накадори и мэнкё. Да только и первую степень, энби, дают немногим, учеников с накадори можно на пальцах пересчитать, а мэнкё почти нет.
— Строго. Значит, до мастера так просто не добраться.
— Совершенно верно. По правде говоря, выше всего у них ценится правильная траектория меча и быстрота удара. Скорее всего, им не так важно, как принимается и парируется выпад.
— Все ясно.
Сакаэ именно так и действовал. Если исходить из стиля той школы, где он прежде учился, его, пожалуй, можно было понять.
— Однако, когда оказываешься лицом к лицу с настоящим врагом, дело другое. Враг ведь не кукла — он самые разные приемы в ход пустит. Чем же они отвечают?
— У них есть тайный прием.
— Как называется?
— Рёга, — ответил Окунодзё и объяснил иероглифы: «Дракон» и «Клык».
— Клыки Дракона, выходит? Впервые слышу про такой прием.
— С вашего позволения, я тоже.
— И в чем же он состоит?
— В подробностях я не знаю, но, кажется, меч держат в правой руке, левую подставляют под удар и, таким образом, побеждают.
— Да, узнаю киотоский стиль, — кивнул Тору. От «Ёсицунэ» до «Курама» приемы во всех киотоских школах примерно одинаковые. Идея в том, чтобы дать противнику возможность ударить по подставленной левой руке — своего рода приманке — и победить ответным ударом. Другими словами, пожертвовать рукой.