Тигриное око (Современная японская историческая новелла)

Ямамото Сюгоро

— Никогда не слышал о такой школе. Однако любая школа складывается в результате усердия и трудов. Свою школу нужно ценить.

— Вы так считаете?

Сакаэ, который до сих пор со всем соглашался, вдруг проявил строптивость. Выражение его лица при этом не изменилось, и Тору не сразу понял, в чем дело, но заметил, что тот явно не соглашается с ним.

— А ты, что ли, с этим не согласен? Считаешь, что можно и не ценить?

— Нет, я не это хочу сказать. Просто порой приверженность своей школе стоила людям жизни.

— И кому именно?

Задавая этот вопрос, Тору подумал, что Сакаэ имеет в виду отца.

Кати

клана Кага особенно любили всякого рода занятия с мечом. Ведь по роду службы стражники, охранявшие паланкин, должны были уметь мгновенно расправиться со злоумышленниками.

Конечно, то же самое можно было сказать и о других провинциях, однако в Кага к этому искусству относились с особым пристрастием. Там каждый умелый фехтовальщик служил стражником.

«Скорее всего, отец Сакаэ тоже недурно владел мечом и, быть может, поэтому совершил что-то непозволительное», — подумал Тору.

— Ты имеешь в виду своего отца?

— Да.

— Как это произошло?

Сакаэ молчал.

— Не хочешь говорить — не нужно. Но скажи — есть у тебя какая-то цель, ради которой ты изучаешь искусство владения мечом?

Тору чувствовал, что стремление Сакаэ овладеть этим искусством как-то связано со смертью отца: быть может, его цель — отомстить убийце. Однако тот ответил сухо:

— Нет, никакой особенной цели у меня нет.

— Хорошо, я не стану тебя расспрашивать… Так или иначе, тебе уже хватит заниматься только упражнениями утикоми. Начинай настоящие тренировочные бои. Одновременно надо заняться кумитати. [186] Это сразу расширит твои возможности.

186

Кумитати — скрещивание мечей с размаху, одно из основных движений Кэндо, имеющее вариации в зависимости от школы.

Этими словами он давал понять, что признает ученика. Многие, совсем не владея основами искусства, то и дело, без особого, впрочем, толка, пробовали себя в тренировочных схватках татиаи. Такое предложение учителя означало расположение и даже похвалу.

Однако реакция Сакаэ опять была какой-то непонятной.

— И что потом?

Тору не нашелся, что сказать. Казалось, Сакаэ сомневался, нужно ли вообще мастерство.

— Ты вроде бы хочешь овладеть искусством владения мечом, или нет?

— Хочу.

— Тогда ты должен совершенствоваться.

— Ну да, это правильно.

Слова Сакаэ прозвучали так, словно речь шла вовсе не о нем.

— Ты что же, не хочешь повысить свое мастерство?

— Дело не в том. Я просто задумываюсь: а после что?

— Об этом тебе думать рано. Такими вопросами задаются настоящие мастера, великие фехтовальщики, которые всю жизнь посвятили исключительно своему искусству.

— Так ли?..

Сакаэ был совершенно невозмутим. Тору это стало несколько раздражать.

По правде говоря, ему лучше любого другого были знакомы терзания человека, посвятившего себя искусству меча. Он не стесняясь говорил об этом и писал.

У лучших мастеров тоже бывали свои огорчения — наверняка каждому довелось что-то пережить. Но говорить об этом они считали проявлением слабости. Тору был одним из немногих, кто высказывался не таясь.

В раннем детстве

по предложению матери он вступил в школу Ёда Синхатиро Хидэнао. Ёда был самурай из клана Ёнэдзава, сначала он освоил баттодзюцу [187] школы Кусуноки, затем искусство владения копьем школы Ходзоин и уже потом основал свою собственную школу владения мечом. Назвал он ее Кидзинрю.

187

Баттодзюцу — букв. «искусство обнажения меча», т. е. техника отражения внезапного нападения одним ударом.

Стиль его был агрессивным и бурным. Ученики демонстрировали намерение убить противника, издавали громкие крики, старались напугать партнера и обменивались внезапными беспорядочными ударами. Тору называл такой стиль «силовым», полагая, что это просто бахвальство силой и дурной удалью. В конечном счете дело решало физическое превосходство и настоящая сила.

Чтобы сражаться с противниками такого рода, Тору долгое время тренировался вдвое больше других. Но вот наступил момент, когда он уже мог противостоять и этим «грубым силачам». И тогда он вдруг подумал: «Так что же, в том и состоит искусство владения мечом? Получается, что если человек не силен и ростом невелик, ему и смысла нет заниматься этим?»

Хорошенько поразмыслив, он вскоре вступил в школу Наканиси. Этот стиль, в котором присутствовали и осмысленность, и общая идея, и соответствующая ей техника, пришелся ему по душе, и после пяти лет стараний и усилий он вошел в первую десятку учеников.

Но и эта школа не принесла ему полного удовлетворения. Очевидно было, что и здесь сильнейшими оказывались люди большого роста и большой физической силы.

— Быть может, я избрал неверный путь в жизни? — терзался он.

Однако довольно скоро его мучения кончились — по крайней мере на некоторое время — благодаря одному освоенному им приему. Прием этот назывался «Хассун-но нобэканэ» («Железная полоса в восемь сун»).

История приема такая: Огасавара Гэнсинсай, учитель в третьем поколении ортодоксальной ветви школы Синкагэ, отправился в Китай, где обменивался секретами мастерства с потомком тамошнего мастера Цзан Ляна. У этого мастера он перенял технику под названием «Хокодзюцу» — «Искусство Копья». Ее он и положил в основу своего стиля. Стиль этот требовал особой точности и этим превосходил все остальные. Говорили даже, что и сам великий учитель Коидзуми Исэ-но ками, будь он жив, не смог бы одержать верх над Тору.

Особенность этого стиля в том, чтобы, рассчитав очень точно расстояние между собой и противником, совершать прыжки влево и вправо. Побеждал тот, кто был легче, а значит, можно было вступать в схватку и с тем, кто выше и сильнее.

Освоив этот прием, Тору проехал по всей стране. Он открыл свою школу в провинции Бидзэн на западе острова Хонсю и набрал целых три сотни учеников. И все же его снова стали одолевать сомнения. На этот раз дело было в возрасте.

К тому времени он повидал уже немало великолепных мастеров меча. Однако стоило им перевалить за четвертый десяток, как все они начинали заметно сдавать. После пятидесяти руки и ноги уже не слушались как раньше, да и вообще — энергия внезапно иссякала.