«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
Оказывается, и эти строки отражают подлинную человеческую трагедию, о которой сельским краеведам рассказала дочь Ивана Ковалева — прототипа Прохора Шамиля — Дегтярева Агафья Ивановна, 78-летняя неграмотная казачка станицы Каргинской. Краеведы привели запись беседы с ней:
«Шолохов описывал за маму, книга такая была. Когда дядя Алексей ездил под Турцию, приезжает оттедова, мать пришла, услыхала, что отец приехал. Я как раз была на мельнице, там говорят, дядя приехал, отца нету, мать там все на себе порвала, последнюю рубаху она на себе рванула. Что в книге писалось, то и она точно, мать-то, говорила. Только он не написал, что Ковалева. Кто-то у нас читал
По словам Агафьи Ивановны, дядя ее, Алексей Ковалев, как и Алексей Шамиль, был без руки, но обладал большой физической силой, был участником всех драк и кулачных боев и наносил своей культей разящий удар. В первой книге «Тихого Дона» сказано об Алексее Шамиле так: «Хоть и безрукий, а первый в хуторе кулачник. И кулак не особенно чтоб особенный — так, с тыкву-травянку величиной; а случилось как-то на пахоте на быка осерчать, кнут затерялся, — стукнул кулаком — лег бык на борозде, из ушей кровь, насилу отлежался» (2, 19).
Другой старожил станицы Каргинской Илья Емельянович Фролов также подтвердил краеведам сходство Ковалевых и Шамилей: «Фактически он Алешку Ковальчонка косорукого описывал, у него одна щека дергалась, у Шолохова так и написано»6. Вспомним описание драки на мельнице: «Безрукий Алексей — посреди двора; мечется по поджарому животу холостой, завязанный в конце рукав рубахи, всегдашней судорогой дергаются глаз и щека» (2, 144).
«У Алексея Ковалева (Алексей Шамиль), когда И. Е. Фролов читал казакам вслух первое издание “Тихого Дона” в “Роман-газете”, текли по щекам слезы, — пишут краеведы. — Громкая читка состоялась прямо на улице станицы Каргинской, у магазина. Собралась толпа хуторян, а когда стало темно, то стали просить, чтобы читали еще, принесли для этого керосиновую лампу.
Михаил Александрович Шолохов хорошо знал своих Шамилей. Петр Мартынович Ковалев рассказывает: “Шолохов жил вот тут, недалеко. Он приходил к отцу подстригаться, с братом они старшим играли”. Старожилы показывали нам дом, в котором жила семья Шолоховых, он стоял через улицу, почти напротив усадьбы Ковалевых»7.
«Антишолоховеды» с высокомерием относятся к этим свидетельствам простых людей, земляков Шолохова, к кропотливому и крайне важному труду краеведов. Они оставляют этот труд «за скобками», на их труды не ссылаются и не берут их в расчет.
Между тем, для прояснения вопроса об авторстве «Тихого Дона» свидетельства краеведов исключительно важны. «Тихий Дон», как никакое другое произведение, укоренен в донскую землю, он в прямом смысле этого слова почти «физиологически» растет из нее.
Аромат местности, как и аромат времени, приходит в произведение через жизненный опыт его автора, через его знание людей, природы, истории, обычаев, топографии и топонимики, то есть через реалии места и времени, которые не могут быть плодом писательской фантазии, но наоборот — питают ее. Это в особенности относится к Шолохову, который, как вспоминает жена писателя Мария Петровна, «не любил <...> ничего придуманного, неверного».
Через комплексное исследование всей совокупности этих конкретных реалий места и времени мы можем придти к постижению того исторического пространства, которое было освоено автором и органически включено в произведение.
«КОМИССАР АРЕСТОВ И ОБЫСКОВ»
Характеризуя
Прояснению вопроса об авторстве «Тихого Дона» помогает проверка подобных реалий «Тихого Дона» жизнью действительной, которую можно вести лишь опираясь, в меру возможностей, на архивные материалы, на свидетельства очевидцев и участников событий, на результаты работы краеведов.
Историческая идентификация «событий и фактов, которые были в жизни», а потом составили основу «Тихого Дона», с неизбежностью выводит нас на автора романа, как того человека, который «пропустил» эти события и факты через свою «душу живу».
«Антишолоховедение» подобной работой практически не занимается, что приводит его к курьезам.
К примеру, литературовед Д* в «Стремени “Тихого Дона”», доказывая, что текст романа, написанный, якобы Крюковым, «испорчен» добавлениями «соавтора-двойника», приводит в пример упомянутый выше эпизод с Фоминым. Литературовед Д* считает «психологически невозможными»9, придуманными «соавтором» (то есть Шолоховым) слова командира Вёшенского полка Фомина в ответ на приказ «образумиться» и «стать с полком на позицию»: «Катись под такую мать» (4, 120). Однако реальность и подлинность этой ситуации подтверждается не только приведенным выше свидетельством Павла Кудинова, но и самим Красновым, который писал в воспоминаниях: «Фомин ответил площадною бранью»10.
Фигура Якова Фомина проходит не только через «Тихий Дон», особенно — четвертую книгу, но и через «Донские рассказы», «Поднятую целину» и — главное — непосредственно связана с биографией М. Шолохова.
Шолохов лично знал Фомина. Елена Серебровская, часто встречавшаяся с Шолоховым, когда в журнале «Нева», где она работала, выходила вторая книга «Поднятой целины», записала рассказ Михаила Александровича о том, как он, будучи юным продагентом, попал в руки банды Фомина:
«Гражданская война. Он в том еще возрасте, когда зовут только Мишей, поскакал на коне в какую-то станицу вечерком к знакомой девушке. Коня привязал, зашел. А вскоре топот по дороге, — Фомин со своей бандой! Мать той девушки живо дала ему другую мужскую одежду, успел переодеться, но уйти не успел: Фомин уж в избе. Кричит, красноармейцем считает (а оно так и есть по сути дела). Тут только и спасешься, если артистом станешь. Юн еще, белокур, скажись юнцом-несмышленышем.
Может, Фомин и поверил, что это мальчишка, однако почему не покочевряжиться?
— Снимай рубаху! Если красноармеец — на плечах от ремней потертости увидим. Волоски там чуть покороче будут.
Проверили. Плечи, как плечи, нет следов.
— А теперь штаны задери, покажи ноги. Кто в сапогах ходит — на икрах следы найдем!
Тешится Фомин. А парень поточнее рассчитывает, как держаться, чтобы интерес к нему поостыл. Ну, проверили. Ну, оделся, застегивается. Жалкенький подросточек. Тихо спрашивает: