Тилль
Шрифт:
Именно так все и случилось.
Они переезжали от одного протестантского правителя к другому, теряя по дороге деньги и свиту, над ними тяготела имперская опала, и Фридрих не был уже больше даже курфюрстом, по велению императора титул был передан его баварскому кузену, католику. Золотая Булла воспрещала императору давать такой приказ, но кто бы ему помешал, когда его полководцы побеждали почти в каждом сражении. Верно, им мог бы помочь папа; он регулярно слал благожелательные, заботливые послания, писанные прекрасным слогом. Но солдат не слал. И не
А император продолжал выигрывать битву за битвой. Он победил унию, победил датского короля, и начало казаться возможным, что протестантская вера и вовсе исчезнет с божьего света.
Но затем высадился шведский король Густав Адольф, тот самый, что не захотел жениться на Лиз. Он победил в первой своей битве и во всех последующих, и вот он уже был на зимней стоянке под Майнцем, и после долгих колебаний Фридрих написал ему размашистым почерком и с королевской печатью, и всего через два месяца в Гаагу прибыл ответ с печатью столь же внушительных размеров: «Нашему величеству радостно слышать, что вы в добром здравии, надеемся на ваш визит».
Время было не самое удачное. Фридрих был простужен, у него болела спина. Но на свете существовал лишь один человек, который мог бы вернуть им Пфальц, а может быть, и Прагу, и, если он звал, надо было отправляться.
— Что, правда нужно?
— Да, Фриц.
— Но он не имеет права мной командовать.
— Конечно нет.
— Я такой же король, как и он.
— Конечно, Фриц.
— Но нужно ехать?
— Да, Фриц.
И он пустился в путь, а с ним шут, повар и Худениц. Медлить и впрямь нельзя было, позавчера на обед была каша, а на ужин хлеб, а вчера хлеб на обед, а на ужин ничего. Генеральным штатам Голландии они так надоели, что денег едва хватало, чтобы выживать.
Она смотрела на метель, моргая. Становилось все холоднее. «Вот сижу я здесь, — думала она, — королева Богемская, курфюрстина Пфальцская, дочь короля Англии, племянница короля Дании, внучатая племянница королевы Елизаветы, внучка Марии Стюарт — и мерзну, потому что не могу позволить себе дров».
Тут она заметила, что рядом с ней стоит Неле. На секунду она удивилась. Почему та не отправилась вместе с мужем, если он ей, конечно, муж?
Неле сделала книксен, приставила пятку правой ноги к носку левой, раскинула руки, вытянула пальцы.
— Сегодня танцев не будет, — сказала Лиз. — Сегодня мы будем беседовать.
Неле послушно кивнула.
— Будем рассказывать друг другу о себе. Ты мне, я тебе. Что ты хочешь обо мне узнать?
— Мадам?
Неле была несколько неухоженна, у нее была плотная фигура и грубо вытесанные черты женщины из низшего сословия, но все же она была хороша: ясные, темные глаза, шелковистые волосы, крутые
— Что ты хочешь узнать? — повторила Лиз. Она почувствовала укол в груди, полуволнение, полустрах. — Спрашивай что хочешь.
— Мне не подобает, мадам.
— Подобает, если я так говорю.
— Мне не больно оттого, что люди надо мной и Тиллем смеются. Это наша работа.
— Это не вопрос.
— Вопрос, больно ли вашему величеству?
Лиз молчала.
— Больно ли вам, мадам, что все смеются?
— Я тебя не понимаю.
Неле улыбнулась.
— Ты решила задать мне вопрос, который я не в силах понять. Это твое дело. Я ответила, теперь мой черед. Шут — муж тебе?
— Нет, мадам.
— Почему?
— А разве нужна причина?
— Представь себе, да.
— Мы вместе сбежали из дома. Его отца обвинили в колдовстве и казнили, а я тоже не хотела оставаться в деревне, не хотела замуж за штегеровского сына, вот и убежала вместе с ним.
— Почему ты не хотела замуж?
— Все грязь да грязь, мадам, да темнота. Свечи слишком дороги. Всю жизнь сидеть в темноте и есть кашу. Все кашу да кашу. Да и не нравился мне штегеровский сын.
— А Тилль нравится?
— Я же сказала, он мне не муж.
— Твоя очередь спрашивать, — объявила Лиз.
— Тяжело ли, когда ничего нет?
— Мне откуда знать! Сама скажи.
— Нелегко, — сказала Неле. — Нелегко быть без защиты, без родины, без дома, на ветру. Но теперь у меня есть дом.
— Если я тебя прогоню, не будет. Итак, вы сбежали вместе — но почему вы не поженились?
— Нас взял с собой бродячий певец. На первой же рыночной площади мы встретили шута по имени Пирмин. Он нас всему научил, но обращался с нами плохо, кормил мало, и к тому же бил. Мы отправились на север, подальше от войны, добрались почти до моря, но тогда высадились шведы, и мы повернули к западу.
— Ты, Тилль, и Пирмин?
— К тому времени мы снова были вдвоем.
— Вы сбежали от Пирмина?
— Тилль его убил. Можно теперь снова мне спрашивать, мадам?
Лиз помолчала. Может быть, она что-то не так поняла — у Неле был странный крестьянский говор.
— Да, — сказала она наконец, — спрашивай.
— Сколько у вас раньше было служанок?
— Согласно моему брачному договору, мне причитались сорок три слуги и служанки для личного пользования, включая шестерых фрейлин-аристократок, у каждой из которых было по четыре камеристки.
— А сейчас?
— Сейчас моя очередь. Почему вы не поженились? Он тебе не нравится?
— Он мне вместо брата и родителей. Он все, что у меня есть. А я — все, что у него есть.
— Но в мужья ты его не хочешь?
— Моя очередь, мадам.
— Да, твоя.
— Вы хотели его в мужья?
— Кого?
— Его величество. Когда ваше величество выходили замуж за его величество, хотели ли ваше величество замуж за его величество?
— Это было совсем иное, дитя мое.
— Почему?