Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Хурдек и-Бухари и Абу Бекр отметили это и, как это часто водится между людьми, сочли случившееся справедливым. Вот, даже эти люди, столь удалённые и по времени, и по месту от сути событий, поняли, что стрелок из лука и трепальщик хлопка должны быть поставлены несколько выше бывшего богослова.
Надо тут, конечно, принять во внимание и выпитое вино. А пилось оно из очень больших чаш.
Конечно, тремя этими превознесениями дело не закончилось. Захотели сказать и многие другие. Говорили очень хорошо: и не слишком длинно, и очень
Если в самом начале пиршества те ещё немного сомневались, что бояться им нечего и что их не убьют, то ближе к его окончанию Хурдек и-Бухари вместе с Абу Бекром плюнули бы в лицо человеку, попытавшемуся утверждать, что все присутствующие здесь во главе с эмирами — не их лучшие друзья.
Кстати, члены сербедарской свиты также были приглашены к дастархану и накормлены и напоены ничуть не хуже, чем их вожди. Они не радовались, когда им накануне сказали, куда они должны будут отправиться, теперь же они понимали, какие они были глупцы.
В самый разгар пира, когда Хуссейн наклонился со своего костяного трона к Хурдеку и-Бухари с тем, чтобы сказать очередную любезность, Тимур сделал то же самое по отношению к Маулана Задэ. С одним отличием — он сказал ему не любезность:
— Вас всех пригласят и на завтрашний пир. Но уже без охраны. Не приезжай.
На лице бывшего богослова не дрогнул ни один мускул, но внутри у него вспыхнула радость — он наконец понял, в чём заключался смысл происходящего. Теперь ему было ясно, что бояться действительно нечего.
Глава 7
КАН-И-ГИЛЬ
(Продолжение)
Тимур поднял голову и спросил:
— Они приехали?
Хуссейн мрачно кивнул:
— Приехали. Но не все.
— Что значит «не все»?
Разговор происходил в шатре Тимура. Хозяин шатра полулежал на подушках и время от времени прикладывался к мундштуку кальяна.
Гость показал слуге, куда положить подушки, и тоже полуприлёг. Далось это действие ему не без труда, лицо налилось кровью, дыхание потяжелело. Дождавшись, когда всё придёт в норму, Хуссейн сказал:
— Не притворяйся!
Тимур удивлённо вытащил мундштук изо рта и, изображая растерянность, спросил:
— Что значат твои слова, брат?
Брат ещё раз тяжело вздохнул, потеребил тяжёлый чёрный ус толстыми пальцами.
— Приехали только Хурдек и-Бухари и Абу Бекр.
— Значит, Маулана Задэ не явился!
— И знаешь почему?
Тимур заинтересованно кивнул: почему, мол?
— Потому что ты посоветовал ему не приезжать. Что ты на это скажешь?
— Может, он просто слишком много выпил вчера и спит где-нибудь?
— Ты лучше меня знаешь, что он почти не пил за вчерашним дастарханом.
— Может, эти двое просто не смогли его отыскать. Самарканд — город большой...
— Самарканд — город большой, я согласен
— Какой, брат?
— Отчего это Маулана Задэ могло прийти в голову спрятаться, когда он приглашён на пир к людям, которые уже доказали своё дружеское к нему расположение?
Тимур кивнул с самым серьёзным видом:
— Да-а, непонятно это.
Он почти не слушал вопросы Хуссейна, он был занят размышлениями. Честно говоря, он надеялся, что толстяк не сумеет разгадать его план и не свяжет исчезновение бывшего богослова с тайными замыслами своего брата. Жаль, кажется, были соблюдены все меры предосторожности: эмир не оставался наедине с Маулана Задэ ни разу. Сам Хуссейн был слишком весел и пьян, чтобы о чём-нибудь догадаться. Только два объяснения его внезапной проницательности можно себе представить — чья-то умная наблюдательность или чьё-то подлое предательство. Что касается наблюдательности, то она не является доблестью Хуссейна, тем более пьяного. А предательство... Предать мог только Байсункар... Это исключено. Масуд-бек! Ну конечно!
Тимур попытался вспомнить, попадался ли ему на глаза этот юноша во время вчерашнего пира после того, как поднял бокал за здравие Абу Бекра. Нет, не попадался. Значит, пьян не был. А что может делать трезвый человек на пиру?
— Ты молчишь, Тимур?
Хуссейн был страшен: ноздри раздуты, глаза налиты кровью, кулаки сжаты. Нет, такого не убедить ни в чём и ни в чём не разубедить. Однако, что ему так дался этот Маулана Задэ?
— Что ты хочешь услышать от меня, Хуссейн?
— Правду!
— Ты говоришь со мной, будто с преступником, послушай свой голос.
— Я говорю так, как считаю нужным говорить!
После этих слов Тимуру стало совершенно ясно, что увильнуть от объяснения не удастся. Когда нет возможности оторваться от погони, надо разворачиваться и атаковать в лоб!
— Ты прав, я посоветовал Маулана Задэ не приезжать сегодня, даже не посоветовал — велел!
После этого неожиданного признания Хуссейн как-то сник, он оказался в положении человека, перед которым внезапно распахивают дверь, служившую объектом его атак. Это проявилось даже в его позе — Хуссейн качнулся, слегка потеряв равновесие.
— Велел?
— Да.
— Почему?!
— Я хотел спасти ему жизнь.
Хуссейн с трудом преодолел удушье, вызванное возмущением и злостью.
— Этому бандиту?!
Тимур спокойно кивнул:
— Да.
— Но... — Хуссейн продолжал задыхаться, — но что тобой руководило?
Тимур не торопясь затянулся лёгким наркотическим дымом и ответил:
— Мной руководило чувство благодарности.
— Твои слова для меня темны и...
— Я сейчас всё объясню. Ты помнишь, наверное, что моя старшая сестра жила постоянно в Самарканде?