Тиран Золотого острова
Шрифт:
— Вы хотите ломать доски борта? — с сомнением посмотрел на меня мастер. — Но корпус вашего собственного корабля не выдержит. Все эти распорки и палуба, которые соединяют ребра судна, они, конечно, дадут нужную жесткость. Но все равно, удар будет слишком силен, господин. Откроется течь.
— Нос должен не столько сломать, сколько раздвинуть доски, — покачал головой я. — Раздвинуть, понимаешь! Поэтому он должен быть массивным, с литым бронзовым наконечником.
— Но как мы его изготовим? И как он будет держаться?
— Делаете слепок по готовому носу корабля и отливаете, — пояснил я. — Потом крепите к подводной части как продолжение киля.
— А паруса? Почему они косые? —
— С косыми парусами проще маневрировать, если нет попутного ветра, — в очередной раз втолковал ему я. — Но тебе придется изменить крепление реи к мачте. Такой парус будет работать совсем иначе. Это не все. Киль! Он должен быть сделан из дуба, и намного больше, чем ты привык, иначе боковой ветер просто перевернет этот корабль.
— Я, кажется, начинаю понимать, — осторожно сказал мастер, почесав затылок. — Все это очень ново, но я попробую! Тут все достаточно понятно. Корпус корабля должен быть крепче, и поэтому нужно поставить распорки, связав все его ребра между собой.
— Все так, — согласно кивнул я.
— Пока мы работаем, господин, — поднял на меня глаза мастер, — я умоляю, заберите отсюда наши семьи! Мы приведем готовый корабль прямо в порт Сифноса. У нас здесь хватает опытных моряков.
— У тебя есть все, что нужно? — спросил я его.
— Кроме ткани на паруса, пожалуй, — ответил он. — И канатов. Их придется купить. Лес у нас имеется, металл тоже. Мы раскопали целую кузницу при дворце и нашли немало обломков меди и бронзы. Тут, в Угарите, еще много чего осталось. Думаю, мы справимся, господин.
— У тебя два месяца, — ответил я. — Если не успеешь, могут прийти люди, которые сделают твою семью рабами. Я не смогу их защитить без этого корабля.
— Мы успеем, господин, — склонился мастер. — Нас здесь много, и все мы хотим найти себе безопасное пристанище. Поверьте, мы будем работать день и ночь, зная, что наши дети сыты. Кстати, а как называется такой корабль?
— Бирема! — усмехнулся я. — Этот корабль называется бирема.
У меня нет особенного повода для веселья, ведь я никогда не был моряком. Я знаю, как это должно быть в теории, но я никогда ничего не строил. Очень надеюсь, что чутье опытного корабела хотя бы немного исправит мое незнание.
* * *
Вялую, тягучую жизнь довольно-таки небольшого островка прибытие такого количества иноплеменников всколыхнуло основательно. Здесь обитали вперемешку потомки лелегов, карийцев и ахейцев, языки которых образовали причудливую смесь. Амореи из Угарита здешнюю речь не понимали, кроме купцов, знавших говор островитян. Они молились разным богам, и местным жителям обычай приносить в жертву своих детей казался бы диким, если бы не храмовая проституция, которая казалась еще более дикой. Надо с этим как-то заканчивать, а то еще перебьют друг друга в пылу религиозных диспутов.
Нижний город, и без того тесный, превратился в муравейник. Мне нужно разместить несколько десятков семей, и я сердцем чую, что сюда приплывут еще сотни людей. И где их всех поселить? Мастера начнут работать, а купцы станут продавать их изделия по всему Великому морю. Остров будет стремительно богатеть, и даже если мы отобьем набег микенцев, сюда придут гости с Крита, Кипра и из княжеств Лукки, что на западе Малой Азии. Думаю, даже ионийцы и сикулы на огонек заглянут, прослышав про богатства острова, которым владеет какой-то мальчишка. Воевать мне придется без передышки.
Кое-как я прибывших людей размещу. В тесноте, да в не обиде. В Нижнем городе расчистят все немногочисленные пустыри и сроют заросший кустарником холм. Там построят
Мне довольно сильно повезло. Я снял сливки с разоренного Угарита. Не золото, не бронза и не ткани были его настоящим богатством. Люди — вот главная ценность. Искусные ремесленники, которые славятся на все Великое море. Этот мир провалится в бездну именно тогда, когда уйдут вот такие вот горшечники, которые делают великолепные вазы, или медники, способные отлить необыкновенной красоты статуэтку богини или изящный кубок. Здесь, на Сифносе, нет и малой части потребных мне мастеров, да и квалификация их оставляет желать лучшего. Островитяне умеют добывать золото и серебро, а еще умеют ловить рыбу. Это не совсем то, что нужно мне сейчас. Ведь я жду карательный рейд из Навплиона, а у меня всего одно нормальное судно, да и то не испытанное в деле.
— Почтенный Заккар-Илу, — повернулся я к мастеру, который стоял рядом со мной. — Давай узнаем, на что способен твой корабль.
* * *
Палинур, полтора десятка лет водивший корабли, чуть не плакал от восторга. Люди, которые привели сюда мою бирему, шли по старинке, подняв только один парус и ночуя на берегу. Они попросту боялись. Но теперь… Теперь бояться было не нужно, и матросы, весело матерясь на трех языках, тянули канаты, то поднимая паруса, то опуская. Получалось у них это на редкость бестолково.
— Разворачивай к ветру, — прокричал я, стараясь заглушить шум моря. — Ну же, вспоминай! Я тебе объяснял!
— Великие боги! — бормотал Палинур, шевеля огромным веслом, прикрученному к правому борту. — Как хорошо, что оно приделано намертво, Эней! Я бы просто в море улетел!
— Бог Йамму! Дай нам милость свою! — мастер Заккар-Илу стоял на коленях и бросал в воду серебряные кольца. — Прими мою жертву во имя твое! Ибо никто из смертных пока не видел такого!
А посмотреть и впрямь было на что. В этот самый момент корабль дал такой крен вправо, что мастер покатился по палубе кувырком, а гребцы внизу завыли от ужаса. Даже кормчий Палинур, невозмутимый обычно, побледнел и изо всех сил попытался выправить корабль движением руля. Тщетно.
— К левому борту прижались! Все! Быстро! — заорал я, и гребцы сгрудились в кучу, поминая всех богов. Корабль подумал немного и нехотя выпрямился, словно извиняя наше незнание.
— Ага, — глубокомысленно произнес Палинур. — Я так резко веслом больше двигать не буду. Ему это не понравилось.
— Да, — проглотил я набежавшую слюну. — Ты не двигай, хорошо? Так резко…
Кораблик резво бежал по волнам, поймав боковой ветер, а гребцы, бросившие весла, столпились на палубе и завороженно смотрели, как надулся непривычного вида парус. Вода кипела, разрезаемая острым носом, увенчанным бронзовым бивнем, а вопли счастливых матросов, пляшущих от восторга на палубе, разгоняли даже бесстрашных чаек, которые облетали нас за стадий. У моряков было целых две причины для радости. Первая: необычно высокие борта и приподнятая абордажная палуба скроют их от стрел и копий, и вторая: не так уж и часто им придется на этих самых веслах сидеть. Ветер сделает за них всю работу. Шестнадцать пар весел по два ряда. Шестьдесят четыре морских пехотинца плюс полтора десятка лучников на палубе, укрытых щитами. Восемьдесят человек! Это примерно на тридцать больше, чем брал обычно на борт любой корабль этой эпохи. Мы вышли в море с полным вооружением и запасом стрел. Корабел Заккар-Илу должен сдать свою работу, испытав ее в полевых условиях.