Тиран Золотого острова

Чайка Дмитрий

— Говори, слуга разбойников, — презрительно произнес старший из писцов, пожилой мужчина с окладистой бородой.

— Я не слуга разбойников, — поморщился Рапану. — Я честный купец с острова Сифнос. Я сам попал в плен и пытаюсь выкупиться. Но перейдем к делу, почтенные. У меня в порту стоит корабль с зерном из Египта. Я готов его продать.

— Цена? — резко спросил писец.

— Дебен(3) меди за хекат зерна, — ответил Рапану и услышал общий вздох.

— Боги помутили твой разум, торговец? — писец посмотрел на него как на умалишенного. — Это впятеро дороже обычной цены. За дебен меди дают пять хекатов ячменя.

— Такую цену дают в Египте, почтенный, — не стал спорить Рапану. — А зерно еще

нужно сюда привезти. Видишь ли, у меня очень дорогостоящая охрана… Поднимись на стену и посмотри сам, если сомневаешься.

— Все равно это слишком дорого! — угрюмо засопел писец, но тут Рапану выдал фразу, которую слышал когда-то от самого ванакса Энея. Купец повел рукой по сторонам и произнес.

— Ну, походи по базару, почтенный, поищи дешевле!

— У нас не продают зерно на базарах, его слишком мало, — писец не оценил искрометного юмора купца. — Сам царь распределяет зерно своей милостью.

— Так, а я только что о чем сказал? — голос Рапану превратился в лед. — Я могу пойти в Египет и привезти для вас еще один корабль ячменя. А могу подождать пару недель и сделать тебе новое предложение. Например, два дебена за хекат зерна. И я тебя уверяю, почтенный, ты его купишь. У тебя и выхода не останется, потому что на базарах Энгоми нет ни единого зернышка. Ты сам только что об этом сказал.

— Цена велика. Я должен испросить дозволения у великого царя, — задумчиво произнес писец, которому нечем было крыть. Они уже долго сидят в осаде. Когда закончится еда, им просто придется отворить ворота врагу.

— Никуда не уходи, торговец, — сказал он. — Я скоро вернусь.

Писец ушел, по-стариковски шаркая и загребая пыль нарядными сандалиями, а Рапану привалился к почерневшему от времени дереву ворот, прикидывая прибыль по этой сделке. Получалось так, что он не только приведет корабль с зерном на Сифнос, но даже с лихвой отработает то, что отдал Тимофею.

— Какое, однако, хорошее дело эта осада, — сказал он вдруг сам себе. — Тут можно неплохо заработать, просто печенкой чую! Надо поговорить с Гелоном, пусть весной нанимает еще парней. Нам придется защищать нашу золотую жилу от всяких негодяев. Это ж выходит так, что вся медь, которая лежит в Энгоми, теперь наша с ним. Только знай, подвози зерно, пока в городе запасы не закончатся. Главное, чтобы об этом не узнали остальные вожди и не открутили мою умную головушку. А они точно узнают… и точно открутят… Думай, Рапану, думай…

1 Каркар и Хатарикка — города в Сирии. Позже на их основе сложилось одно из неохеттских царств. В это время там правили зависимые от хеттов князья. Газзата — современная Газа.

2 В Амарнском архиве сохранились таблички с жалобами царей Ханаана и Сирии, которые упрекали фараонов в том, что в присланном золоте собственно золота была едва ли четвертая часть. Проба проверялась тогда обычной плавкой.

3 Дебен — египетская мера веса, равная 91 грамму. Хекат — мера объема, около 4,8 литра. Указанная Рапану цена действительно достигалась в голодные годы, например в 1150-х годах до н.э., когда Египет страдал от серий неурожаев. В описываемое время Египет жил относительно сыто.

Глава 21

Год 1 от основания Храма. Месяц первый, Посейдеон. Ориентировочно декабрь 1176 года до н.э.

Оказывается, отсутствие демократии– это просто бесценный дар для начинающего царя. Ее еще не придумали, и слава богу. В ничем не ограниченной деспотии, как выяснилось, есть немало плюсов. К примеру, если требуется заставить работать толпы людей, то не нужно никого упрашивать или убеждать. Достаточно просто приказать, простимулировав наиболее непонятливого ласковой затрещиной. Конечно же, мне

все это прекрасно известно, но теперь я вижу воочию, как функционирует на практике экономическая система, где человек сродни муравью. А после недавних событий, когда мое право на власть признали сами боги, возражений и вовсе быть не могло. Протестующего не поняли бы даже соседи.

Зима на островах — это время, когда обычно биение жизни замирает, превращаясь в тишину, овеваемую легким дымком очагов. Люди сидят в своих хижинах, прижавшись друг к другу боками, и смотрят на огонь. Так меньше расходуется дров и еды. Серое небо посылает на истосковавшуюся землю живительную влагу, которая заполняет наши цистерны. И впервые я вижу здесь полноводные ручьи, которые уж точно пересохнут, как только перестанут лить дожди. Вообще, я согласен с фараонами. Безделье черни пагубно для государства, именно поэтому после окончания сельскохозяйственных работ цари Египта гонят своих крестьян рубить камень и копать каналы. А уж они точно знают толк в эксплуатации подвластного населения, Египет на том тысячи лет стоит.

Я, представитель иной культуры, оказался не в состоянии впасть в зимний анабиоз, как пристало порядочному человеку. Столько всего сделать, оказывается, нужно за то время, что мой островок отрезан от мира штормовым морем. Тут ведь нет множества привычных мне элементарных вещей. В местности, где выращивают виноград, не делают изюм! Едят иногда виноград, который засыхает на ветке, но засушить его на зиму пока не догадались. Огурцов тут нет, а в Малой Азии они известны, дынь и арбузов в глаза не видели, хотя их выращивают в Египте вовсю. Они не такие сладкие, но все же лучше, чем ничего. Нет кур, нет абрикосов и, черт побери, грецких орехов нет тоже! Вот ведь подлость, живу в Греции, а грецкого ореха нет. Он еще ползет сюда через Иран из Киргизии и Туркмении. Капуста — это не привычный мне кочан, а беспорядочно торчащие в разные стороны листья, а морковка здесь цвета несвежего покойника, и по вкусу напоминает репу. Несладкая вообще.

В общем, планов громадье, и теперь не только я, весь Сифнос больше не спит зимой. Сотни людей облепили холмы, выкладывая каменные террасы, насыпая корзины землей и таская их к местам, где будут разбиты новые поля. Новые поля — это новое зерно, а зерно — это жизнь. Потому-то люди пели, работая. Террасы здесь знают давно, да только немного их. Такой метод земледелия разовьется позже, когда Темные века сменятся веками менее суровыми.

Эта земля станет моей. Она войдет в теменос, хозяйство царского дворца, и я заселю ее освобожденными рабами, создав что-то вроде совхоза. Тут уже есть дамосы, общины крестьян, но они платят лишь небольшую подать. Теменос же — это мое и только мое. Мне воинов чем-то кормить нужно. Именно это я и объяснил коретерам, старостам здешним, которые почесали затылки, а потом погнали мужиков на работу. Они с первого раза поняли, что если у меня не будет своего зерна, то им придется отдать свое. И это новое знание придало им трудового энтузиазма.

В холмах у меня недостатка нет, и самый близкий к городу, что смотрит широченным пологим склоном прямо на юг, на глазах покрывается кольцами каменных стен. Эти стены невысоки, а камни, усеивающие его, идут в работу все без остатка. Кладку ведут на сухую, и лишь изредка, там, где склон особенно крут, используют глину вместо раствора. До конца зимы у меня будет полноценное поле, которое я засею просом и ячменем, злаками, не боящимися засухи. А еще я посажу тут виноград, открыв местным очередную эпическую истину. Ведь шпалер они не знают тоже, позволяя винограду виться вокруг стволов олив и палок, воткнутых в землю. Тут растят лук и чеснок, репу и редьку, бобы и чечевицу. Если исхитриться и подвести туда воду, то урожаи будут просто на загляденье. Да! Кстати, об урожаях!