Тобой расцвеченная жизнь

Бергер Евгения Александровна

Она отрицательно качает головой.

— Я должна его найти. Простите меня, простите... — Выскакиваю из комнаты и несусь обратно к себе в тщетной надежде найти его там. Напрасно... Одной рукой натягиваю одежду, а другой — набираю номер Патрикова телефона. — Патрик! Патрик, это ты? У меня Линус пропал. Его нигде нет... Что мне делать?

Он кидает краткое «сейчас буду», и я даже не обращаю внимание на тот факт, что вскоре он появляется вместе с Ингольфом Колем, белесые волосы которого торчат во все стороны, подобно иголкам.

— Линуса нигде нет! —

кидаюсь я Патрику на грудь и наконец даю волю слезам, от которых едва ли получается изъясняться внятно, но я ничего не могу с собой поделать. Все реву и реву, пока мужчины обсуждают что-то между собой... А потом я слышу слово «полиция» и меня аж подбрасывает на стуле:

— Нет, не надо полицию... Вдруг они спросят про маму... — Вижу, как оба одаривают меня удивленными взглядами, но быстро отводят глаза: ясно, один знает про мою мать, а второй знает про Линуса (фрау Коль поделилась с супругом нашим с ней разговором), это и к лучшему. — Линус не мог уйти далеко, — добавляю я совсем тихо. — Просто хочет найти мама, я думаю. Вот и все.

На секунду становится так тихо, что я слышу бешеные удары своего сердца... А потом Патрик спрашивает:

— Ты что-нибудь знаешь о ней?

Я отрицательно мотаю головой.

— А Линус, он может знать, где она?

— Не думаю, — сиплю я через силу, а потом мои нервы не выдерживают, и я громко восклицаю: — Ему только шесть. Даже знай он, где она сейчас, как бы он стал до нее добираться?

— Ну-ну, — Ингольф похлопывает меня по спине, — успокойся, девочка. Мы его найдем! — И деловито добавляет: — Давайте я поколешу по району, а вы поезжайте на вокзал. Вдруг мальчонка, действительно, туда отправился...

Мы с Патриком послушно киваем и молча идем к автомобилю, он садится за руль, и мы едем в сторону железнодорожного вокзала.

Мне сложно даже представить, куда мог податься Линус, но одно я знаю точно: он пошел искать маму... И от одной мысли, что шестилетний ребенок решился на такое, мне уже хочется кричать. Громко и исступленно... Именно поэтому я молчу — мне нельзя раскрывать рта, чтобы этот таящийся в глубине меня крик не вырвался наружу, подобно торнадо. И Патрик, как бы догадываясь об этом, молча выруливает на парковку и выходит из автомобиля.

— Встретимся здесь минут через двадцать, — бросает он мне, и мы расходимся в разные стороны.

«Мне мама приснилась... Я рассказывал ей про пони», вспоминаю я слова брата в темноте прошлой ночи и с запоздалым сожалением понимаю, что мне бы следовало, пожалуй, быть повнимательнее к нему, чутче, нужно было дать ему возможность выговориться, рассказывая мне о маме, а я, наоборот, пресекала каждое его упоминание о ней, считала, что так будет лучше, как для самого Линуса, так и... для меня тоже. И вот к чему это привело...

Я полна такого горького раскаяния, что едва не прохожу мимо сгорбленной фигурки на бордюре у лавочки... Линус? Ребенок полулежит, облокотившись на деревянную лавку и, кажется, спит.

— Линус! — трясу я мальчонку за плечо, не веря в собственную удачу. — Линус... Малыш.

Слезы облегчения

заволакивают мне глаза, и одна из капель падает ему прямо на нос — братишка открывает осоловевшие глаза и кидается меня обнимать.

— Ева, я потерялся, — говорит он с легким придыханием в голосе, и я понимаю, что он тоже ревел да так и уснул, выплакав все слезы. Бедный мой мальчик!

— Я знаю, — все никак не могу поверить, что нашла его живым и невредимым. — Никогда так больше не делай, ладно? Я очень испугалась, малыш. Как же я перепугалась, если бы только знал...

Он виновато опускает голову и совсем тихо произносит:

— Я маму хотел найти, вот и все.

— Малыш, — я крепко прижимаю его к себе, — мама сама нас найдет, когда придет время... Мы все равно не знаем, где ее искать.

— Я знаю.

— Что? — перестук моего сердца настолько силен, что я думаю было, что ослышалась, но Линус снова повторяет:

— Я знаю, где мама.

Теперь мое сердце стучит еще громче и при этом явно не в положенном ему месте: прямо у горла, в гландах — вся моя кожа, кажется, так и вибрирует в такт его ударам, и голос предательски дрожит, когда я опасливо интересуюсь:

— И где же она?

— В домике на колесах. Мы приехали на таком с дядей Виктором...

— Дом на колесах?

Линус кивает.

— Да, первую ночь мы ночевали где-то на озере с белыми корабликами... Мама сказала, что мы тоже на таком покатаемся, а потом отвезла меня к тебе... и не покатала.

Дом на колесах... Белые кораблики... Неужели Ясмин все это время была так близко? Я-то полагала, что они с Линусом приехали на поезде или на автобусе в крайнем случае, а они, выходит, приехали на трейлере с неким «дядей Виктором» и все это время могли находиться на трейлерной стоянке у озера. Там таких туристов тысячи, если не больше... Сама эта мысль

почти оглушает меня: «я должна это проверить, я должна это проверить», набатом звучит в моей голове.

— Ева! — Это Патрик приближается к нам со стороны парковки. Двадцать оговоренных минут прошли... — Линус, привет, малыш! Ты нас здорово перепугал... — он опускается перед ним на колени и треплет мальчонку по растрепанной шевелюре. — Ну, как ты?

— Хорошо, — бубнит тот в ответ, сжимая лямку необъятного рюкзака. — Я просто маму искал...

Патрик кидает на меня внимательный взгляд: должно быть, мое молчание удивляет его — а еще мое кажущееся спокойствие.

— Ну ты, пацан, учудил, — он подхватывает мальчика на руки, а потом обращается ко мне: — Я позвоню Ингольфу, скажу, что Линус нашелся. Ты как, нормально? Все в порядке?

И тогда я говорю:

— Ты не против присмотреть за Линусом, пока я кое-куда съезжу?

Сначала он пристально глядит на меня не меньше четверти минуты, а потом произносит «Ева» с такой настороженностью в голосе, что это могло бы показаться смешным, не будь оно столь оскорбительным. Такое чувство, словно он говорит с тем самым упрямым пони, который никак не желал повиноваться нашим понуканиям всего лишь сутки назад...