Точка возгорания
Шрифт:
— Не знаю, как вы, а мы уже топим. Я должна обогреть моих людей, потому что им холодно. Мне кажется, что с годами кровь становится жиже. Да и мистер Бартон говорит, что к старости кровь разжижается.
Эта дама с гнилыми зубами продолжала поражать Сонору: это же надо, называть собственного мужа «мистер Бартон».
— Как давно живет у вас мать Китона?
— Около четырех лет.
— А что с ней?
— Я думала, вы знаете. У нее проблемы с ногами.
Краем уха Сонора услышала где-то вдалеке низкий, приглушенный голос Китона Дэниелса.
— Как я поняла, у нее недавно был посетитель.
— Должно
— Как ее все-таки звали?
— И в самом деле, как же? Знаете, следователь, похоже, она так и не представилась. Она просто сказала, что пришла проведать миссис Дэниелс. Мистер Бартон еще сегодня утром укорял меня за то, что я впустила ее в дом, говорил, что не следовало этого делать. Просто я как-то сразу не сообразила… Она вроде никому не причинила никакого вреда. Хотя — о бедная миссис Дэниелс! — Она была чем-то очень огорчена после ее ухода. Просто ужасно огорчена.
— А что именно девушка сказала, когда подошла к двери?
— Она подошла к главному входу. Надо отметить, что большинство людей пользуются боковой дверью ведущей в кухню, поэтому мы редко открываем главный вход. Она сказала, что пришла увидеться с миссис Дэниелс. Да, это было хрупкое создание. Знаете, такая невысокая, волосы светлые-светлые, вьющиеся, почти до плеч. Карие глаза, бледная кожа, но щеки у нее просто горели. Создавалось впечатление, будто у нее жар. Мне даже показалось, что она больна. Да и выглядела она какой-то испуганной. В общем, впустила я ее и проводила к миссис Дэниелс. Я ведь знала, что из-за этого ужасного убийства Марка миссис Дэниелс захотят навестить родственники и близкие.
Сонора кивнула.
— Пока она была там, я возилась на кухне, готовила на ужин кукурузный пудинг. Моим людям нравится кукурузный пудинг. Он сладкий. Рецепт его мне дала двоюродная сестра. Когда-то она написала кулинарную книгу и опубликовала ее при содействии моего зятя.
Сонора опять кивнула. Ничего не поделаешь — придется потерпеть.
— И тут я услышала плач. Из кухни было не очень хорошо слышно, поэтому я прошла через кабинет — проверить мистера Римуса. Ему часто бывают нужны его любимые ароматизированные таблетки. У каждого из наших больных есть свое расписание, и они не любят его нарушать. Это их сильно расстраивает.
Сонора так и не поняла, что же это за расписание, но ей не хотелось расспрашивать об этом Кейлин.
— Так вот, проходя мимо комнаты миссис Дэниелс, чтобы передать таблетки мистеру Римусу, я увидела, что ее дверь закрыта. Меня это удивило, потому что я постоянно прошу всех оставлять двери открытыми, чтобы можно было наблюдать за ними и все такое прочее. Но дверь была закрыта, и мне показалось, что я слышу какое-то, чуть ли не птичье, щебетание, а потом — голоса. Итак, я вошла к мистеру Римусу, чтобы передать ему его лекарство, и была удивлена, когда он сказал, что ему разонравились эти мятные таблетки. Он заявил, что предпочел бы неароматизированные, и добавил, что ничего не может с этим поделать. Тогда я и ответила ему: «Хорошо, мистер Римус, я оставляю ваши таблетки здесь, а вы попробуйте все-таки себя пересилить».
То, как она произнесла «попробуйте себя пересилить», почему-то напомнило Соноре Сэма. Она даже улыбнулась. Улыбнувшись в ответ, Кейлин продолжила рассказ. Мало-помалу в комнате воцарилась
— Так вот, я поставила маленькую пластиковую чашку на тумбочку. Я всегда приношу лекарство в пластиковых чашках, как это делают в больнице. Мне, видите ли, претит крохоборство. Я все делаю по правилам, хотя эти маленькие пластиковые чашечки обходятся моим людям почти даром.
«Все когда-нибудь кончается, — подумала Сонора, откинувшись на спинку дивана, сжимая и расжимая при этом кулак. — Терпение. Только терпение».
— И вот, выйдя из комнаты мистера Римуса, я увидела, что дверь миссис Дэниелс открыта, а сама она стоит за дверью, хотя ноги ее никуда не годятся и доставляют ей массу беспокойств. А эта маленькая девица выходит из комнаты и не собирается ни обняться на прощание, ни пожать миссис Дэниелс руку. Вы понимаете, что, если бы она была, скажем, племянницей, ей следовало обнять миссис Дэниелс и осведомиться у меня, не надо ли ей чего. И тут я поняла: случилось нечто нехорошее. Потому что миссис Дэниелс выглядела страшно расстроенной, глаза у нее покраснели, а слезы так и струились по щекам.
Кейлин нахмурилась и, склонив голову набок, к чему-то прислушалась.
Сонора терпеливо ждала.
— Простите, мне показалось, послышался голос кого-то из больных, — сказала Кейлин.
— А девушка выглядела огорченной? — продолжила Сонора как ни в чем не бывало.
— Нет, скорее несколько возбужденной. Она напомнила мне моего пса, когда тот чует, что кошка где-то за углом.
— Она улыбалась?
— Нет, не думаю. Я бы сказала, что у нее было самодовольное выражение лица. От прежнего смущения не осталось и следа. А у меня появилось неприятное ощущение от ее вида. Просто отвратительное.
Сонора что-то черкнула себе в блокнот. Затем, порывшись в виниловой сумочке, она достала набросок портрета предполагаемой убийцы Марка Дэниелса.
— Этот человек вам кого-нибудь напоминает?
Кейлин взяла снимок своими грубыми пальцами:
— Не знаю… Может быть. Мои очки для чтения лежат где-то на кухне. Мне надо их найти, чтобы разглядеть получше.
Сонора следовала за Китоном Дэниелсом по коридору, застеленному ковровой дорожкой, во флигель, который, судя по всему, построили специально для размещения «людей» Кейлин. Потолок там был очень низкий, так что Китон вынужден был пригнуть голову. Он ступал очень аккуратно — в доме царила мертвая тишина. Сонора заметила, что Китон обут в другие кроссовки — на этот раз от фирмы «Найк».
Кейлин Уитли Бартон не была уверена в том, на портрете изображена вчерашняя посетительница, однако ее описание — хрупкая, испуганная, неулыбчивая — очень походило на то, которое Сонора услышала в баре «У Кухо». У самой же Соноры появилось вдруг неприятное предчувствие. У нее возникло ощущение, что сожжение Марка Дэниелса — это только первый пункт разработанного убийцей плана.
Неожиданно Китон остановился, да так резко, что Сонора уткнулась носом в его спину.
— Извините, — сказал он, положив ей на плечо свою руку. Сонора почувствовала ее тяжесть. Затем Китон пригнулся и тихо произнес: — Она сейчас не в очень хорошем состоянии. Я попросил ее поговорить с вами, но не знаю… — Он пожал плечами и добавил: — Обычно она очень выдержанна, как и пристало настоящей матери-американке.