Том 1. Стихотворения, Толстой Алексей Константинович

Том 1. Стихотворения

на обложку

Толстой Алексей Константинович

Шрифт:

Сентябрь 1869 г.

Гордо шествуют пруссаки. Одно удовольствие смотреть на них: сзади сверкают затылки, впереди — сплошная грудь.

Все они — Каллипиги, и в их подрагивающий жир ясно вписано: Садова и Кенигингрец.

Они предписывают нам свой кодекс, они творят немецкую историю! И каждая прусская задница считает себя лицом!

«Wie du auch dein Leben lenkst…»

Wie du auch dein Leben lenkst, Stets dich selbst gewahre: Was du f"uhlst und was du denkst, Ist allein das Wahre; Und vor allem dieses merk': Du wirst Herr der Erde. Und die Sch"opfung wird dein Werk, Wenn du sagest: Werde!

Осень 1869 г.

Как

бы ты ни строил свою жизнь, не забывай о самом себе: истинно только то, что ты чувствуешь и что ты думаешь.

Но прежде всего помни: ты будешь хозяином земли и творение станет созданием твоих рук если ты скажешь: «Да будь!»

<К.К. Павловой> («Was soil ich Ihnen nun sagen…»)

Was soll ich Ihnen nun sagen? Mit dieser verfluchten Pflicht Mag ich mich noch so viel plagen, Ich taug' zu der Wirtschaft nicht! Ich f"uhl' mich darin nicht zu Hause, Und all' meine M"uh' ist nichts nutz, Ich wasche, und reibe, und lause, Es bleibt der selbe Schmutz. Wie anders sieht es im Lande Des Schw"armens und Dichtens aus! Da bring' ich doch was zustande, Darin bin ich zu Haus'! Es zucken vor mir, im Dunkeln, Der Vorwelt Lichter hell, Die goldenen iKjonen funkeln, Das Meer sch"aumt Well' auf Well', Die Schiffe der Norm"anner kommen, Gerufen ins Russenland, Willkommen, ihr Freunde, Willkommen Seid uns gegr"usst am Strand'! Ich h"ore die Becher klingen, Ich h"ore der Harfen Klang, Ein fr"ohliches Lachen und Singen, Es wird mir ums Herz so bang, Umsonst, dass ich es verberge, Ich f"uhle weiss selbst nicht was — Das Haar steigt mir zu Berge, Die Augen werden mir nass.

26 декабря 1869 г.

Что же мне Вам сказать? Эти проклятые обязанности еще долго будут терзать, и сколько бы я ни жаловался, я не гожусь для хозяйства

Здесь я — не мастер, и все мои старания — бесполезны, я стираю, чищу, ловлю вшей, но грязь остается прежняя

Как все по-другому в стране мечты и поэзии! Там я могу что-то сделать, там я — мастер!

Передо мною в темноте мерцают огни древности, сверкают золотые короны и пенится волна за волной.

Приплывают корабли варягов, призванные в русскую землю. Добро пожаловать, друзья, добро пожаловать! Приветствую вас на нашем берегу!

Я слышу звон бокалов, я слышу звуки арф, веселый смех и пенье, но страх сжимает мое сердце.

Напрасно пытаюсь я это скрыть — я сам не знаю, что я чувствую, — волосы встают дыбом, глаза становятся влажными…

<К.К. Павловой> («Ich, der ich die Insel R"ugen…»)

Ich, der ich die Insel R"ugen Neuerdings vor Ihnen sang, Hab' die Damen zu betr"ugen Mir erlaubt mein Lebelang. Wenn Sie darauf reflektieren, In der Ordnung finden Sie's, Dass die Stadt auf allen vieren Diesen Morgen ich verliess. Ich gesteh' es nur befangen Nur err"otend mach ich's kund, Und die Ohren lass' ich hangen, Miserabel wie ein Hund; Denn in meinen Eingeweiden, Doktor Seegen zum Gewinn, Regen sich die alten Leiden Und nach Karlsbad muss ich hin. Da zur Hebung meines Sprossen Ich Sie nun zu H"ulfe rief, Was zusammen wir beschlossen, Ich bewahr's im Herzen tief; Und ich weiss es, wir verrichten's, Denn wir sind ja beide reich, Sie, die Hefe meines Dichtens, Ich, des Dichtens Sauerteig! Р. S. F"ur Amalie einen Taler Schliess ich hier ergebenst ein; Als mein dankend Abschied strahl' er Ihr f"ur alle M"uh' und Pein.

3(15) августа 1870 г.

Я — кто еще недавно воспевал перед Вами остров Рюген позволял себе на протяжении всей моей жизни обманывать дам.

Если Вы над этим задумаетесь, то поймете, почему мне пришлось на четвереньках покинуть город этим утром.

Краснея и смущаясь, я признаюсь Вам в

этом, и уши у меня жалко, по-собачьи свисают.

Ибо в моих внутренностях, к выгоде доктора Зегена, дают о себе знать старые болезни, и мне необходимо двинуться в Карлсбад.

А так как я призвал Вас на помощь, дабы благословить мое детище, то я сохраню в глубине моего сердца наши с Вами совместные решения.

И, я знаю, мы их выполним, ибо мы оба богаты: ведь Вы — дрожжи моей поэзии, а я — ее закваска.

Р. S. Я почтительно прилагаю талер для Амалии. Пусть он просияет ей прощальной благодарностью за все ее старания и муки.

<К К. Павловой> («Nun bin ich hier angekommen…»)

Nun bin ich hier angekommen, Es ist ein h"ubscher Ort, Doch was ich mir unternommen, Es spukt mir im Kopfe fort. Ich habe die "Uberzeugung (Die haben Sie auch f"urwahr!), Dass bei der bekannten Zeugung Apollo zugegen war. Das Ding, dem wir das Leben Und den poetischen Hauch Im keuschen Beiwohnen gegeben, Wird nimmermehr ein Schlauch. Bei allen Himmeln und Erden, Bei aller Fern' und N"ah Ein Wechselbalg v ird es nicht werden, Per Jovem, oh ne, oh ne! Vor kurzem begegnet' ich Laube, Den Fedor besah er bei Licht Und meinte, die B"uhne erlaube Ein solches Thema nicht. Er meinte, die deutsche B"uhne, Sie wolle nur stammfeste Leut', Dabei eine h"ubsche S"uhne Und Liebe, ihr zum Geleit. Der Fedor sei eine Verneinung Im Herrschen gar nicht gewandt; Ich teilte sogleich seine Meinung Und dr"uckte ihm die Hand. Den falschen Demetrius h"att' er Ganz gl"ucklich zu Ende gebracht; Ich sagte: Ei, Donnerwetter! Und w"unschte ihm gute Nacht, Und dachte mit Dankbarkeit seiner, Wie er bestrafte die List, Denn zweifeln wird mehr keiner, Dass falsch der Demetrius ist.

5(17) августа 1870 г.

Наконец я прибыл сюда. Это красивое место. Но то, что я задумал, продолжает меня сводить с ума.

Я убежден (как наверняка и Вы тоже), что Аполлон присутствовал при известном зачатии.

Вещь, которой мы дали жизнь и в которую вдохнули поэзию во время целомудренного зачатия, никогда не будет бессодержательной.

Призываю в свидетели небо и землю, даль и близь — выродком она никогда не станет. Клянусь Юпитером, о нет, о нет!

Недавно я встретил Лаубе, он посмотрел при свете на Федора и сказал, что эта тема не годится для сцены.

Он считает, что немецкой сцене подходят только твердые люди, причем им должно сопутствовать красивое покаяние, сопровождаемое любовью.

Федор же — это отрицание, он не способен к власти. Я тотчас же согласился с его мнением и пожал ему руку.

Он сказал мне, что благополучно довел до конца Лжедмитрия. Я же воскликнул: «Черт подери!» — и пожелал ему спокойной ночи.

Я подумал о нем с благодарностью, о том, как он наказал хитрость, ибо уж никто больше не усумнится, что Димитрий-самозванец.

<К К. Павловой> («Die allerliebsten Zeilen…»)

Die allerliebsten Zeilen Vom 20ten August (Die nicht sich m"uhten zu eilen) Erhalt' ich mit Freuden just. Empfangen Sie dagegen, Zur Antwort und zum Dank, Die Spr"uche wahr und verwegen, Die ich aus dem Sprudel trank:

Kraftspr"uche

Die ehelichen Bande Sind ganz in der Natur; Die Hirten auf dem Lande Seh'n sie "ofters auf der Flur.

Das Geld n"utzt jedem Stande, Und wenn man keines hat, So f"uhlt man's auf dem Lande, Sowohl wie in der Stadt.

Das sch"one Geschlecht zuweilen Benimmt sich tapfer und k"uhn; Wenn wir auf der Wiese weilen, So seh'n wir 's unter den K"uh'n.

Lasst uns ihr Beispiel n"utzen, Wir tun ja nicht zu viel, Indem wir laufen und schwitzen, Wenn unsre Ehr' im Spiel.