Том 2. Брат океана. Живая вода
Шрифт:
После заседания молодежь начала танцы. Пожилые и нетанцующие глядели на веселье, толпились у новой стенной газеты «Живая вода».
Вверху было напечатано:
«…Орошение больше всего нужно и больше всего пересоздаст край, возродит его, похоронит прошлое, укрепит переход к социализму», — писал в 1921 году В. И. Ленин товарищам — коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана, Горской республики.
«Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача».
«…Все
Миша Коков написал статью, как готовить пашню для полива; Иртэн — о борьбе с засухой при помощи лесонасаждений.
На следующий день в поле вышли тракторы, бороны, сеялки. Увлажненная и умягченная поливом земля ложилась за плугом ровными лентами, под боронами рассыпалась на маленькие ноздреватые комочки.
С Опытной станции приехала Анна Васильевна Круглова в новом коричневом костюме, в яркой — разноцветными квадратиками — косынке и хромовых сапожках. Рабочий костюм, платок, кирзовые сапоги лежали в чемоданчике. Выйдя из машины, она сейчас же начала внимательно оглядывать луговину, где был некогда парк, и, оглядев, сказала:
— Какая благодать пропадает!
— У нас такой благодати… — Степан Прокофьевич покивал на степной раздол, — не обнимешь глазом.
— Не согласна. Я по дороге видела вашу благодать. Такая, как здесь, — одна. Гладенькая, кругом домики и окошечками на нее глядят. Что может быть лучше для сада!
— Мы думаем посадить парк, — заметил Степан Прокофьевич. — Сад в другом месте. Уже вспахано для него.
— Это не хозяйственно.
— Я же говорю: у нас земли на все хватит.
— Не о земле хлопоты. Большой, а неразумный, — упрекнула его Анна Васильевна. — Воду берегите, во-о-ду! Парк и сад отдельно — двойной расход воды. Яблоньки сюда, яблоньки. Гулять и под ними можно, слаще даже, душистей.
Через час, пообедав и переодевшись в рабочее, Анна Васильевна уже размеряла вспаханную под сад деляну: где будут яблоньки, а где аллейки. Рядом с нею ходил Миша Коков, намечая вчерне оросительную сеть. Сделав свою часть планировки, она познакомилась с бригадой лесоводов и предупредила их:
— Девоньки, бабоньки, парнишечки, моя бригада, на нашей станции всегда первая. Рекорд какой — всегда мой. И к вам приехала я не на бесславье.
…И потом, чуть заметив, что трудовой пыл охладевает, сейчас же подавала голос:
— Девоньки, бабоньки!..
Работа шла так быстро, что Тохпан на трехтонке с двумя прицепами еле успевал подвозить посадочный материал. Сначала засадили два гектара черенками тополя и смородины, потом восемь гектаров — яблонями, грушами, сливой, малиной…
Тем временем подготовились к посадкам и в поселке: вспахали землю, у плотины поставили шесть насосов, устроили пруд-распределитель с насыпными берегами, провели канавы для полива. Все это, как предполагал Хрунов, сделали добровольцы.
Окунчиковы — сам, жена, дочка — все вышли с лопатами.
— Где-ка тут можно присунуться? — спросил Окунчиков рабочих, рывших канаву от парка в улицу для орошения индивидуальных хозяйств. — Кто у вас за главного?
— Здесь я, — отозвался Хихибалка,
— Копать. Видишь — с лопатами.
— А мне, дураку, и невдомек. Зачем, думаю, так дружно? Вишь оно что: копать. Так, так, Илья Петрович.
— Куда становиться?
— Успеешь. Дай поглядеть на тебя.
Окунчиков не мог понять, куда клонит Хихибалка.
— Ты скоро укажешь нам место? — спросил он, начиная сердиться.
— Надо с компаньонами посоветоваться, — и Хихибалка крикнул: — Эй, товарищи! — и, когда все с канавы сошлись к нему, продолжал, кивая на Окунчикова: — Вот Илья Петрович. Вот его супруга. Вот дочка. Люди все умственные — о-о! К нам в компанию просятся. Интересно, с чего Илью Петровича, да еще со всем семейством, вдруг к лопате потянуло? Это мы, дураки, не понимаем, что копать — не мед кушать. Он-то понимает. Помните, как недавно изъяснялся, подбивал нас: «Дело такое-сякое, незаконное. Чего ради хребет гнем? Бросай!» И вот нате, приплыл всей эскадрой. Подозрительно. Не может такой умственный человек, как Илья Петрович, спроста сделать это.
— Принять не хочешь? — понял наконец Окунчиков, к чему подводил его Хихибалка.
— Да, благодарствую. Толкнись к другим. Мы с нашей канавкой одни управимся.
Окунчиков дернул за рукав жену, дочку, и все двинулись в контору; немного погодя они вновь появились на луговине. С ними шел Степан Прокофьевич.
— Захар Антоныч, жалуются на вас, — сказал он Хихибалке. — Я тоже не пойму, почему не хотите принять людей.
— Тут надо знать Илью Петровича, так не поймешь. Почему он привязался к нашей канавке? Вон сколько других. Но те ему не по усам. А наша канавка пойдет мимо Ильи Петровича дома. Не зря он всем выводком выплыл. Доведем канавку до Ильи Петровича, он тут и забастует: мне скажет, дальше не надо, дальше пускай дураки стараются. Если он, как другие, вышел копать по-честному, до конца, — нечего тогда выбирать канавки, становись на любую. Я на свою не пущу. Вся наша бригада против.
— Да, да! — зашумела бригада. — Илья Петрович выбился у нас из веры.
— В таком случае я ничего не могу. Сами растеряли доверие, сами и возвращайте его, — сказал Степан Прокофьевич и поручил Хихибалке найти для Окунчиковых другую бригаду.
Хихибалка сдал их в соседнюю и предупредил:
— Я все знаю, огород у вас тридцать соток, полон двор свиней, корова, рот широко разинут на воду. Дядя поить вас не станет. Имейте в виду: ваша канавка в моих руках. Как вы, так будем и мы, начнете вола крутить — попридержим водичку.
Часть третья
У Белого озера
1
День прихода табунов на «дачу» — летнее пастбище — считается большим праздником.
А известно, что для хозяев праздник — прежде всего хлопоты. И чуть только засветлело, Урсанах, Тойза и Аннычах были уже на ногах. Урсанах зарезал и освежевал двух баранов, потом развели костер, повесили над ним три больших котла: варить суп, кашу, тушить баранину. Надо всего много. В доме уже полно гостей: Конгаров, Лутонин, Орешков, Домна Борисовна, Тохпан, затем придется позвать кое-кого из табунщиков, некоторые придут сами — за день перебывает человек двадцать-тридцать.