Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Чёрный Саша

Мать улыбается. Мальчик вздохнул… «Кис, — говорит он, взбираясь на стул,— Летом я к морю поеду опять? Прыгать, смеяться, купаться, кричать…» Светлое «да!» — вылетает из губ. Теплые пальцы треплют за чуб. Мальчик не видит, как милая «Кис» Смотрит, смутясь, за оконный карниз. Мальчик не знает, что много ночей В сердце тревога все горячей: Летнее солнце, здоровье, загар,— Как раздобыть их мальчику в дар? Дремлет мальчишка. Над ним в полусне Летние дни закачались в окне: Сосны,

опушки, сотни затей, Крики приятелей — русских детей… Странная Кис… Почему-то она Летом в Париже томиться должна. Ей и в Париже — твердит — ничего. Солнце и лес для него одного. Разве нельзя вышивать под сосной? Спать в гамаке под листвою сквозной? Он бы ей крабов ловил на обед… Сонные глазки нырнули под плед. Мать вышивает киевским швом. Город бездушный гудит под окном. Пламень закатный небо рассек. ……………………………………………………… Есть ли кто в поле жив человек? <1928>

Беспечный день *

Море — камни — сосны — шишки… Над водой крутой откос. Две девчонки, два мальчишки, Пятый — я, шестой — барбос. У заросшего колодца, Где желтел песчаный вал, Я по праву полководца Объявил войскам привал. Пили воду. Много-много! Капли вились мимо уст. Через полчаса, ей-богу, Стал колодец старый пуст. Мы сварили суп в жестянке — Из креветок и пшена. Вкус — резиновой солянки… Пес не ел, а мы — до дна. Было жарко, душно, сухо. Час валялись мы пластом. А барбос, закинув ухо, Грыз бутылку за кустом. Мы от взрослых отдыхали,— Каждый сам себе отец… Хочешь — спи, задрав педали, Хочешь — прыгай, как скворец. Дымной лентой вьется копоть: Пароход плывет в Марсель… Хорошо по лужам шлепать И взрывать ногами мель! Крабы крохотные в страхе Удирают под утес. Младший мальчик без рубахи В щель за крабом сунул нос. Но девчонки, сдвинув шеи, Верещат, как леший в рог: «Са-ша Черный! По-ско-рее! Под скалою ось-ми-ног…» Боже мой, какая радость! Прискакавши колесом, Выдираем эту гадость Вшестером (считая с псом)… Брюхо — розовая мякоть, Лапы — вроде бороды. Вообще, не зверь, а слякоть, Отчего ж мы так горды? Мы несем его в жестянке И решаем все у пня: Пусть живет, как рыбка, в банке, Под кроватью у меня… Как рысак, барбос наш скачет, Мы горды, — а он при чем? Красный бок далекой дачи Вспыхнул в соснах кирпичом. Подбираем по дороге Все, что выбросил прибой: Руль с неведомой пироги, Склянку с пробкой голубой… Для чего? Не знаем сами. Обошли знакомый грот. Ветер влажными крылами Подгоняет нас вперед. Из-за мыса вышла лодка, Вяло вздувши паруса. Море ласково и кротко, Словно сытая лиса. За спиной трясется склянка. У сарая сохнет сеть… Осьминог уснул в жестянке: Тише, дети. Не шуметь!.. 1928

Дети *

_{(Из поэмы «Утешение»)}

Какой

улов принес домой ты нынче, Угрюмый человек? Служба — труд, — все это только лямка, Старинный долг за детский грех Адама. Но даже конь, когда его в обед От упряжи тугой освободят,— Играет, скалит зубы, Грызет колоду, фыркает, резвясь, И — вдруг — всей мощной тушей На воздух вскинется свободно и легко… Какой улов принес домой ты нынче, Усталый человек?

* * *

Сегодня в час досуга Вдоль Сены я бродил… Как ни люблю природу — Застенчиво и нежно, Но в дни иные лучше Смотреть угрюмо в землю, Глаза не подымая. Река и небо — хмуры и темны, Тучи — лохмотья нищего, Вода — магнит самоубийцы, Наглый, мутный рев, Взбесившееся Время, Хаос клубящийся… Не думай, не смотри.

* * *

Но у бревна играли дети с псом. Тряпку грязную Они ему бросали… Как радостно кидался он за ней, Хватал и прядал, Гордо к ним летел,— Не знамя ли победы Сжимал он в пасти? Как осторожно вновь С мольбой немой во взоре Тянул из милых лапок Он эту тряпку… И девочка заливисто смеялась И так сияла — Огнями шалости, веселья и здоровья, Что псу я позавидовал в тот миг. А мальчик, хмуря бровки, Сжимал собачью шею И повторял то ласково, то грозно: «Отдай!» И умный пес ребенку покорился. Потом мы тихо рядом Сидели на бревне. Все трое долго на меня косились: «Что надо этому — большому? Он чужой… Зачем он к нам подсел?» Но обошлось… Пес лапой вдруг заскреб По моему плечу, и дети улыбнулись.

* * *

В этот день Домой вернулся я богаче. <1931>

Фокс *

I

На пне в тени узорной Я фоксика стригу, А он стоит покорно, Сгибается в дугу,— То пятится по-рачьи, То томно щурит глаз… В цирюльники собачьи Попал я первый раз. Ты, фокс, оброс, как леший,— Легко ль весь день в бору Скакать в такой бекеше В июльскую жару? Стригу я как попало — Зигзагом вверх и вниз: Спина собачья стала Как зубчатый карниз… Шерсть вьется белым пухом, Летит снежком в кусты. Еще клочок над ухом Для полной красоты… Готово. Фоксу любо, Чихнул: «Спасибо, друг!» И рысью, мимо дуба, Удрал к козе на луг.

II

Фокс приклеился носом к руке: «Что читаешь весь день в гамаке? Помоги мне… Опять эта гнусная вещь — Клещ!» Я поставил собаку на ларь, Выдираю из уха проклятую тварь И давлю на пороге — вот так: Крак! Фокс мой сморщил резиновый нос,— Операцию он, как герой, перенес… Но без слов Понял кроткий упрек я собачьих зрачков: «Ах, хозяин, ищи не ищи,— Через час снова будут клещи…»