В том институте, словно карасив пруду, плескались и кормов просиливеселые историки Русии хмурые историки России.В один буфет хлебать один компоти грызть одни и те же бутербродыходили годы взводы или ротыисториков, определявших: тотпуть выбрало дворянство и крестьянство?и как же Сталин? прав или не прав?и сколько неприятностей и правдало Руси введенье христианства?Конечно, если водку не хлебатьхоть раз бы в день, ну, скажем, в ужин,они б усердней стали разгребатьнавозны кучи в поисках жемчужин.Лежали втуне мнения и знания:как правильно глаголят Маркс и я,благопристойность бытиявела к неинтересности сознания.Тяжелые,
словно вериги, книги,которые писалися про сдвигии про скачки всех государств земли, —в макулатуру без разрезки шли.Тот институт, где полуправды дух,веселый, тонкий, как одеколонный,витал над перистилем и колонной, —тот институт усердно врал за двух.
«Необходима цель…»
Необходима цельстране и человеку.Минуте, дню и векунеобходима цель.Минуту исключим.И даже день, пожалуй, —пустой бывает, шалый,без следствий и причин.Но век или народнемыслим без заданья.По дебрям мирозданьябез цели не пройдет.Особенно когдатяжелая година,цель так необходима,как хлеб или вода.Пусть где-нибудь вдалифонарик нам посветити людям цель отметит,чтоб мы вперед пошли.
«В этот день не обходили лужи…»
В этот день не обходили лужи —шлепали ногами по воде,хоть, наверно, понимали: лучшеобойти посуше где.В этот полдень солнце не блистало.В эту полночь спряталась луна.Шли по лужам, думая устало:обходить? какого там рожна!Все подробности перезабылись,тени не наводят на плетень.Помню только: ноги ознобилисьв этот день.
«Пока меня за руки держат…»
Пока меня за руки держат,я сосредоточен и сдержани вяло мотаю башкойпод чьей-нибудь тяжкой рукой.Но только мне руки отпустят —да что там! хотя бы одну, —но только до драки допустят,я тотчас же драку начну.Не вечный бой, как у Блока,а просто — долгая драка,но это — тоже неплохо,и выделяет из праха,и выделяет из пыли,из человеческой моли,когда ты в пене и мыле,забывая о боли,от боли, уже нестрашной,качаясь, как трава,в уличной, в рукопашнойкачаешь свои права.
«Я был плохой приметой…»
Я был плохой приметой,я был травой примятой,я белой был вороной,я воблой был вареной.Я был кольцом на пне,я был лицом в окнена сотом этаже…Всем этим был уже.А чем теперь мне стать бы?Почтенным генералом,зовомым на все свадьбы?Учебным минералом,положенным в музеепод толстое стеклона радость ротозею,ценителю назло?Подстрочным примечаньем?Привычкой порочной?Отчаяньем? Молчаньем?Нет, просто — строчкой точной,не знающей покоя,волнующей строкою,и словом, оборотом,исполненным огня,излюбленным народом,забывшим про меня…
«Пошуми мне, судьба, расскажи…»
Пошуми мне, судьба, расскажи,до которой дойду межи.Отзови ты меня в сторонку,дай прочесть мою похоронку,чтобы точно знал: где, как,год, месяц, число, место.А за что, я знаю и так,об этом рассуждать неуместно.
СКВОЗЬ МУТНОЕ СТЕКЛО ОКНА
В окне — четыре этажа,быть может, двадцать биографийпросвечивают, мельтеша,сквозь стекла и сквозь ткань гардинвсем блеском разноцветных граней.Их описатель я — один.Да, если я не разберусьсквозь ливня полосу косую,их радость канет, сгинет грусть,их жизнь пройдет зазря и всуе,промчится неотражена,замрет, отдышит невоспета.Напрасно
мужа ждет жена,напрасно лампа зажжена,и все напрасно без поэта.Куплю подзорную трубуи посвящу себя трудуразглядыванья, изученьяи описанья. Назначеньесвое, стезю свою, судьбув соседских окнах я найду.
«Что нужно на дожитие тирану…»
Что нужно на дожитие тирану,который снят с работы слишком рано,сменен, но не заколот и не изгнани даже пенсии достойным признан?Тиран, который жил в палате душной,оценит в должной мере свежий воздух.Добру и злу внимая равнодушно,он говорит о небесах и звездах.Тиран с усмешкою глядит на смену:кишки тонки, слабы коленки,живут не так, работают не смело.Бессильные! Духовные калеки!В горячую грязцу воспоминанийгода уже тирана повалили.Он с нетерпеньем ждет упоминанийисторика, его хвалы, хулы ли.Завалинка, где он обязан гретьсяпод зябким, хладным солнышком забвенья,ему шикарней Римов или Грецийпокажется, но на одно мгновенье.И здравый смысл, что выволок когда-тоиз грязи в князи,вновь его находит.И твердым шагом бывшего солдататиран от милых призраков уходит.
«Вот она, отныне святая…»
Вот она, отныне святая,пустота,как прежде — пустая,полая, как гнилой орех,но святая — почти для всех.Принимаю без всякой тревогии терпеть без претензий готов,что на шеях куриные богивместо тех человечьих крестов.Эти мелкие дыры сквозные,эти символы пустотыи сменили и замениливсе, что людям несли кресты.Хоть они и пусты и наги,в них все признаки смены вехтоже знаменья, тоже знаки,выражают тоже свой век.И лежат они на загарах,и висят они на шнуре,как блестели кресты на соборах,золотели на заре.Перепробовав все на свете,мы невиннее, чем слеза.Снова мы, как малые дети,начинаем с начала, с аза.Комья глины на крышку гроба валя(ноне старым богам — не житье),пустоту мы еще не пробовали.Что ж! Попробуем и ее.
«Игра не согласна…»
Игра не согласна,чтоб я соблюдал ее правила.Она меня властнои вразумляла и правила.Она меня жестков свои вовлекала делаи мучила шерстку,когда против шерстки вела.Но все перепробы,повторные экспериментымертвы, аки гробы,вонючи же, как экскременты.Судьба — словно дышло.Игра — забирает всего,и, значит, не вышло,не вышло совсем ничего.Разумная твердость —не вышла, не вышла, не вышла.Законная гордость —не вышла, не вышла, не вышла.Не вышел проценттолстокожести необходимой.Я — интеллигенттонкокожий и победимый.А как помогали,учили охотно всему!Теперь под ногамивертеться совсем ни к чему.И, бросив дела,я поспешно иду со двора,иду от стола,где еще протекает игра.
«Я в ваших хороводах отплясал…»
Я в ваших хороводах отплясал.Я в ваших водоемах откупался.Наверно, полужизнью откупалсяза то, что в это дело я влезал.Я был в игре. Теперь я вне игры.Теперь я ваши разгадал кроссворды.Я требую раскола и разводаи права удирать в тартарары.
«Дайте мне прийти в свое отчаянье…»
Дайте мне прийти в свое отчаянье:ваше разделить я не могу.А покуда — полное молчанье,тишина и ни гугу.Я, конечно, крепко с вами связан,но не до конца привязан к вам.Я не обязательно обязанразделить ваш ужас, стыд и срам.